Жуков. Взлеты, падения и неизвестные страницы жизни великого маршала
Шрифт:
– Берия, встать! Вы арестованы!
Одновременно взяв его за руки, приподнял его со стула и обыскал все его карманы, оружия не оказалось. Его портфель был тут же отброшен на середину стола. Берия страшно побледнел и что-то начал лепетать. Два генерала взяли его за руки и вывели в заднюю комнату кабинета Маленкова, где был произведен тщательный обыск и изъятие неположенных вещей. В 11 часов ночи Берия был скрытно переведен из Кремля в военную тюрьму (гауптвахту), а через сутки переведен в помещение командного пункта МВО и поручен охране той же группы генералов, которая его арестовала. В дальнейшем я не принимал участия ни в охране, ни в следствии, ни на судебном процессе».
14 сентября 1954 года на
Подготовкой учений занимались не только военные, но и группа ученых во главе с Курчатовым. Бомбу той же мощности предварительно взорвали на Семипалатинском полигоне. Считается, что Тоцкий полигон выбрали для учений потому, что рельеф территории там напоминал типичную местность Центральной Европы, которую тогда рассматривали как основной потенциальный театр будущей войны. Во время учений Жуков и другие руководители лично наблюдали ядерный взрыв с расстояния в одиннадцать километров, имея из защиты только темные очки, а солдаты находились в убежищах на расстоянии порядка семи километров от эпицентра. Наступление на условного противника началось через два с половиной часа после взрыва.
Министр обороны. Подавление выступлений в Венгрии
7 февраля 1955 года Жуков стал министром обороны СССР. Через полтора года ему вспомнились слова Сталина: «маршал Жуков без работы не останется». Другой вопрос, что новая кампания, в отличие от Великой Отечественной войны, никак не претендовала на звание освободительной. Это было подавление венгерских выступлений осенью 1956 года.
4 ноября маршал докладывал советскому руководству: «В г. Будапешт остался один крупный очаг сопротивления мятежников в районе кинотеатра «Корвин» (юго-восточная часть города). Мятежникам, обороняющим этот опорный пункт, был предъявлен ультиматум о капитуляции. В связи с отказом мятежников сдаться, войска начали штурм… Войска, продолжая выполнять поставленные задачи, очищают от мятежников территорию Венгрии».
1 декабря 1956 года Жуков был награжден еще одним орденом Ленина и в четвертый раз стал Героем Советского Союза. То ли подарок к 60-летию, то ли награда за усмирение взбунтовавшейся Венгрии…
Но одна заслуга Жукова как министра обороны была несомненна – он старался вернуть доброе имя тем, кто во время Великой Отечественной войны попал в плен. Хотя в исполненные отчаяния дни 1941 года сам подписывал приказ «О случаях трусости и сдаче в плен и мерах по пресечению таких действий». Возможно, жесткие меры и были тогда оправданны, но после завершения войны они тяжким бременем отпечатались в судьбах тех, кому не посчастливилось…
«В должности министра обороны Жуков совершил еще один крупный политический и, справедливо будет сказать, нравственный поступок, – утверждал маршал бронетанковых войск О. А. Лосик. – Речь идет о возвращении честного имени миллионам советских людей, прошедших через Дантов ад плена. Жукову, как и всякому, кто участвовал в войне, особенно в первый ее период, было хорошо известно, что подавляющее большинство из почти 5 миллионов солдат и офицеров оказались в плену совсем не из-за трусости или предательства, а стали жертвами бездарного командования, неразберихи, царившей порой на фронте, отсутствия оружия и боеприпасов либо по другим, независящим от них причинам.
Маршал Жуков одним из первых в нашей стране поднял вопрос о коренном изменении отношения к бывшим военнопленным. Он неоднократно обращался в высшие партийные и государственные органы с настойчивыми предложениями об устранении грубых нарушений законности к лицам, оказавшимся в плену, выступал против огульного обвинения их в измене Родине и неоправданных репрессий к
В книге Константина Симонова «Глазами человека моего поколения» рассказывается о том, что объявление попавших в плен бойцов и офицеров «врагами народа» полководец Г. К. Жуков связывал с именем Л. З. Мехлиса, бывшего с июня 1941 по июнь 1942 года начальником Главного управления политической пропаганды, Главного политического управления РККА и заместителем наркома обороны СССР. По мнению Жукова, позорность этой формулировки состояла «в том недоверии к солдатам и офицерам, которая лежит в ее основе, в несправедливом предположении, что все они попали в плен из-за собственной трусости».
Согласно этим приказам герои, защищавшие Родину, становились изгоями, осужденными на различные сроки, сопоставимые с теми, которые получали бывшие полицаи за сотрудничество (но не участвовавшие лично в расстрелах) с гитлеровскими органами. Историк Ю. В. Рубцов в своей книге «Штрафники Великой Отечественной. В жизни и на экране» так оценивает результаты действий нашего правительства в то суровое военное время: «Правомерно осуждая проявления трусости, растерянности, паники, добровольную сдачу в плен, руководство страны одновременно ориентировало командно-политический и рядовой состав на огульную оценку действий всех, кто оказался в плену даже в беспомощном состоянии. Отбросив принцип презумпции невиновности, оно заранее признавало таких командиров и бойцов трусами и предателями, которых «надо уничтожать», а их семьи – преследовать.
С декабря 1941 года, согласно постановлению ГКО, бойцы и командиры, оказавшиеся в плену или в окружении, утрачивали юридический статус военнослужащих и именовались впредь «бывшими военнослужащими Красной Армии», тем самым ставились вне рядов Вооруженных Сил со всеми вытекающими отсюда правовыми последствиями. Если они, пересекая линию фронта, выходили к своим или их задерживали при освобождении ранее оккупированной территории, то всех направляли сначала на сборно-пересыльные пункты, а затем в специальные лагеря для выявления изменников, шпионов и диверсантов.
Кто возьмется оспорить необходимость такой работы, тем более в военное время? Но к людям, которые в подавляющем большинстве не совершили каких-либо преступлений, изначально относились как к изменникам и шпионам.
Красная Армия продвигалась на запад, и поток возвращающихся в Советский Союз нарастал. По подсчетам Комиссии по реабилитации жертв политических репрессий, созданной при Президенте РФ, после репатриации на 1 декабря 1946 г. было зарегистрировано более 1,8 млн военнопленных и почти 3,6 млн гражданских лиц, всего свыше 5,4 млн человек. НКВД, НКГБ и военная контрразведка «СМЕРШ» пропускали их через спецлагеря и проверочно-фильтрационные лагеря. Вина была установлена лишь у части этого «спецконтингента». Поэтому более 1,2 млн человек были направлены в РККА. В специальные лагеря НКВД перевели тех (более 600 тыс. человек), в отношении которых существовали обоснованные подозрения в измене, сотрудничестве с фашистскими властями, шпионско-диверсионной деятельности и т. п. Проверки выливались в приговоры военных трибуналов или постановления особых совещаний. Но даже если проверка в конце концов завершалась для человека удачно и на него не обнаруживалось никакого компрометирующего материала, «чистым» он не считался. Дополнительная и длительная проверка органами НКВД и НКГБ продолжалась еще долгие годы по месту жительства. Людей ограничивали в выборе профессии, запрещали проживать в больших городах и т. п. А через средства пропаганды власть навязывала общественному мнению убежденность в том, что с теми, кто вернулся из плена или из немецкой неволи, надо быть настороже».