Жуковский
Шрифт:
К 1 января 1891 года кандидатуру Чаплыгина окончательно утвердили не только в Совете университета, но и в министерстве народного просвещения. Узнав об этом, Жуковский поспешил на телеграф, чтобы обрадовать своего ученика.
В Воронеже ликовали. Более радостного новогоднего подарка для семьи Чаплыгина быть не могло. Мать и отчима радовало, что Сережа полностью оправдал надежды, возлагавшиеся на его будущность. Юноша прочно стал на ноги. Пятидесятирублевая стипендия казалась его семье пределом мечтаний.
Тему своей дипломной работы Чаплыгин развил в магистерской диссертации. Она
Жуковский поясняет причины столь лестного отзыва: «Сочинение С. А. Чаплыгина, — пишет он, — представляет вполне самостоятельный труд, который вместе с его прежними работами по тому же вопросу являются в литературе единственными исследованиями по геометрической интерпретации движения твердого тела в жидкости. Можно сказать, что картина этого движения теперь рисуется в воображении только благодаря исследованиям С. А. Чаплыгина».
Таков был лучший ученик Жуковского. К тому времени, когда Николай Егорович размышлял над секретом определения циркуляции, Чаплыгин уже приобрел репутацию солидного ученого. Его способность проникать в тайны науки, глубокий аналитический ум получили достаточную известность.
Слушая Жуковского, далеко не все его коллеги заметили, сколь уязвимым местом теоремы о подъемной силе было вычисление циркуляции. Чаплыгин обнаружил эту трудность мгновенно, несмотря на то, что последнее время занимался совсем иными вопросами. Едва закончилось заседание, он подошел к своему учителю.
Разговор ученых принял весьма оживленный характер. Сергей Алексеевич рассматривал ту же задачу с несколько иных позиций. Разные точки зрения словно подкрепили друг друга. Теория приобрела строгий законченный вид, вылилась в четкие математические формулы.
И вряд ли нас обвинят в преувеличении, если мы скажем, что рождение новой теории свидетельствовало о практическом воплощении вещих слов Жуковского по поводу силы человеческого разума, которая поможет людям завоевать воздух.
«Все познается сравнением», — так гласит народная мудрость. В свете ее интересно сослаться на высказывание директора аэронавтической школы в Лозанне Рихардо Броцци, который в 1916 году уныло заявлял: «Аэродинамика, бесспорно, есть наука вполне эмпирическая. Все заслуживающие доверия законы должны быть указанием действительного опыта. Нет ничего более опасного, как применять математический аппарат с целью достичь этих законов».
Но, разумеется, далеко не все ученые Запада были такими рутинерами, как Рихардо Броцци. Об этом свидетельствует, например, письмо немецкого исследователя доктора Р. Эмдена, пришедшее в январе 1910 года на имя Жуковского:
«Милостивый государь!
Я только что познакомился с Вашей работой в Бюллетене Кучинского института, 1906… К сожалению, я не могу здесь достать «Труды Отделения физических наук О. Л. Е.», в которых опубликована Ваша работа «О присоединенных вихрях». Я был бы Вам чрезвычайно признателен, если бы Вы предоставили мне заимообразно оттиск этой
С глубоким уважением д-р Р. Эмден»,
Таких писем в адрес Николая Егоровича приходило много. Один из крупнейших специалистов в области аэро-гидродинамики, профессор Геттингенского университета Людвиг Прандтль, писал Жуковскому: «…посылаю Вам заказной бандеролью два печатных отчета о научных авиационных заседаниях (в Геттингене и Берлине), которые могут представить интерес для Вас. Второе заседание посвящено основанию Научного общества авиационной техники, цели которого Вы увидите в отчете о втором заседании, на странице 4 и 5.
Научное общество сочтет за честь считать Вас своим членом».
И действительно, любое общество гордилось бы таким членом. Жуковский принадлежал к той славной плеяде ученых, которые стремятся сражаться на переднем крае науки.
На переднем крае
В жизни каждого человека могут встретиться обстоятельства, резко меняющие ее направление. Случались такие повороты и у Жуковского. Первые из них произошли еще в юности. Отсутствие денег у родителей вынудило поступить в университет, а провал на экзамене по геодезии заставил расстаться с Институтом путей сообщения, с мыслью о профессии инженера-практика.
И, хотя это выглядит парадоксально, неудача, постигшая молодого человека, помогла ему найти место в жизни. Она не только не помешала, а, напротив, способствовала сближению Жуковского с инженерными кругами, усилила проникновение в их интересы. А, начавшись, этот процесс развивался безостановочно, подобно цепной реакции.
Ученики задавали профессору множество вопросов. Студенческие вопросы, тем и удивительны, что предугадать их обычно почти невозможно. Если же учесть, что Техническое училище выпускало специалистов различного профиля, то нетрудно представить себе редкое разнообразие вопросов, существенно способствовавшее возникновению у Жуковского интереса к множеству не похожих друг на друга задач.
Жуковский шел в первых рядах тех, кто нес теоретические знания в толщу инженерной практики. Он сближал, казалось, далекие друг от друга области техники. А что, как не глубина обобщений, может лучше всего характеризовать достоинства научной работы?
Так продолжалось несколько десятилетий. Но в 1908–1910 годах круг интересов Николая Егоровича суживается. Новые обстоятельства вторгаются в жизнь профессора, решительно меняя ее курс. Над всем кругом вопросов, интересовавших профессора, начинает главенствовать одна проблема — проблема полета на аппаратах тяжелее воздуха.
Оглянувшись назад, в начало нашего века, мы легко поймем Жуковского. Науке и технике той поры авиация обещала не меньше, чем обещают сегодня полупроводниковые приборы, электронные вычислительные машины, управляемые ядерные процессы, космические путешествия. Отдельные, разрозненные, а зачастую дилетантски-кустарные опыты уходили в прошлое. Авиация рождалась на свет, требуя научно обоснованной, тщательно разработанной теории. Среди немногих людей, способных создать такую теорию, Жуковский был первым.