Журавль в руках

Булычев Кир

Дорога была отвратительная. За телегой поднималось облако пыли, а раз арба двигалась медленно, то налетавший сзади ветер гнал пыль на нас, и тогда лесник и Зуй скрывались в желтом тумане. Мы ехали мимо скудного, кое-как засеянного поля. На горизонте поднимался столб черного дыма.

– Что это? – спросил я, но Зуй с лесником были заняты разговором и не услышали.

Было в этом что-то от четкого, кошмарного сна с преувеличенной точностью деталей – ты понимаешь, что такого быть не может, но стряхнуть наваждение нет сил, и даже возникает любопытство,

чем же закончится этот сказочный сюжет. Внизу, поднимаясь из пыли, словно горбы китов, покачивались серые спины носорогов… А может, это все-таки Земля? Нет, никто на нашей планете не запрягает таких тварей в арбу. Лесник говорил, что здесь иные звезды. Но если это звезды южного полушария? Тогда при чем носороги – это же не Африка.

– Зуй говорит, вчера приходили сукры, искали меня, – сказал лесник, разминая папиросу.

– Сукры?

– Здешние стражники.

– Кого и от кого они стерегут?

– Потом расскажу. Ты учти, Николай, – для них я за лесом живу. Будто там другая страна, но вход в нее запрещенный. Про дверь они, конечно, не знают. Не хотел бы я, чтоб кто из сукров к нам забрался. Помнишь, как Маша на рынке испугалась? Подумала сперва, что ты – отсюда. За ней.

– Я не совсем с вами согласен. Если бы вы все-таки настояли на своем, сообщили, можно было бы организовать охрану дыры…

– Погоди. – Лесник закурил. Зуй опасливо поглядел на дым, идущий изо рта. Но ничего не сказал. – Не могут привыкнуть. Я здесь стараюсь не курить, чтобы суеверия не развивать. И так уж черт-те знает чего придумывают. Так вот, ты говоришь: добился бы, поставил охрану. Ну ладно, а что дальше? Мне-то будет от ворот поворот. Простите, Сергей Иванович, с вашей необразованностью и алкогольным прошлым позвольте вам отправиться на заслуженный покой и не суйтесь в наши дела.

– Ну зачем же так?

– А затем. Я бы на месте ученых так же бы рассудил. Этот Сергей Иванович только всю картину портит. Бегает, пугает… А ведь ученые тоже не все понимают. Как ни учись, умнее не станешь.

– Как же так? – Я постарался улыбнуться.

– А так. Образованнее станешь, а умней – никогда.

– Не считаете же вы себя умнее…

– Не знаю. Но мои-то без меня куда? Маша, Зуй, другие? Они же надеются. Если в соседний дом вор залез, с ружьем, что будет умнее – бежать спасать или подумать: «А вдруг он меня из ружья пристрелит?»

– Вряд ли это аргумент. Соседний дом живет по тем же законам и обычаям, что и вы. А представьте, что в другой стране этот вор…

– Ну придумай! Придумай такую страну, чтобы от вора была польза!..

– Придумать можно, – не сдавался я. – Допустим, в соседнем доме живут люди, больные чумой, а не хотят уезжать в карантин. Вот и приходится их с оружием в руках вывозить, чтобы остальных спасти. Понимаете, я привел первый попавшийся довод…

– Ну что ж, я глупый, что ли?

– А представьте, что вы в ту деревню приехали вчера, не знаете ни про болезнь, ни про врачей и видите только внешнюю сторону событий.

– Знаю! Знаю же! – озлился лесник. –

Чума?.. Скажешь тоже. Сам погляди сначала, а потом оправдывай. Так и Гитлера оправдать можно. Видишь ли, его нации места было мало, а у других свободная земля – вот и надо отобрать, да еще и людей извести… Ладно, не будем спорить. – Лесник выбросил в пыль папиросу. – Не будем спорить. Я тебя для того и позвал, чтобы ты поглядел, чума здесь или простой грабеж. А если со мной что случится, то дыру сам отыщешь. И смотри, чтоб тебя сукры не выследили.

Арба подпрыгивала на неровностях дороги, пыль скрипела на зубах, в кустарнике у дороги шевелилось что-то большое и темное, кусты трещали и раскачивались, но ни лесник, ни Зуй не обращали на это внимания.

– Что там? – спросил я.

– Не знаю, – признался лесник. – Иногда бывает такое шевеление. Я как-то хотел поглядеть, но они не пустили. Нельзя близко подходить. А если не подходить, то неопасно.

– Неужели вам не захотелось выяснить?

– Если все выяснять, жизни не хватит. Тебе в соседнем городе не все ясно, а здесь…

– Кстати, вам не приходило в голову измерить длину хода в шалаше?

– А я думаю, что длины никакой нет. Как занавеска.

– А вам не казалось, что вы падаете?

– Казалось.

– И что это падение продолжается долго?

– А вот это – чистый обман. К примеру, я тебя ждал. Ты от меня не больше чем на минуту отстал. Если бы больше, я бы тебя искать пошел. Так что это падение – одна видимость. Но я тебе другое скажу – хочешь верь, хочешь нет: если с другой стороны к дыре подойти, то ее вовсе нету.

– Как так?

– Ты с другой стороны сквозь это место можешь пройти и ничего не заметишь. Вот как.

У дороги стояло одинокое дерево. Под толстым горизонтальным суком, на котором были развешаны белые, голубые тряпочки и веревки, сидел почти голый старик. Свалявшиеся волосы доставали до земли, страшно худые ноги были подобраны к животу. Старик раскачивался и подвывал.

– Кто это? – спросил я.

– Таких здесь много. Отпустили его сукры, а деваться некуда, деревни нет, все померли. А может, бегал, скрывался. Всю жизнь бегал. Дерево это у них святое, трогать старика нельзя. Если только некул разорвет. Только некулы редко к дороге выходят. А старику кто лепешку кинет, кто воды поставит. Тем и живет. И будто бы духи здешние его охраняют. Чепуха это все, от дикости.

Зуй кинул что-то старику, морщинистые руки дернулись, как паучьи лапы, подхватили подачку.

– А откуда Зуй знал, что мы придем?

– Я на той неделе здесь был. Без предупреждения лучше в деревню не соваться. Сукра можно встретить. Меня они не любят.

– И многие знают о вас?

– Как же не знать? Я фигура заметная.

Мы догнали стадо. Четыре однорогие – ну, что ли, коровенки – плелись по пыли, окруженные кучкой тамошних, наверное, овец. Голый мальчишка бегал, стегал этих коровенок и овец по бокам, чтобы не мешали нам проехать. Вдруг мальчишка замер, увидев меня.