Журавленок и молнии
Шрифт:
Лицо у женщины сморщилось, и слезы потекли сильнее.
– Как же все равно-то! – воскликнула она неожиданно тонким голосом. – Это же сыночек мой, я же его люблю, сыночка моего. Как же вы такое говорите! Ведь он же у меня один, сыночек-то…
Журка растерянно оглянулся на маму. В ее глазах – очень больших и слишком блестящих – встревоженно мигали два крошечных цветных экранчика. Мама сжала спинку стула и тихо сказала:
– Ну что же это… Разве можно показывать такое? Ведь она же мать… А если мальчик увидит? А что ему завтра
Журка опять взглянул на экран и болезненно зажмурился – от мучительной неловкости и ощущения вины. У людей беда, а он смотрит по цветному телевизору, как кино.
"Переключите!" – хотел сказать он, но в горле нехорошо защекотало. Он открыл глаза и увидел на экране снова коридор со скамейками. По нему два человека с красными повязками вели высокого мужчину без шапки. Под лампочками блестяще отливали седые прядки. Мужчина резко дернул плечом, освободил из пальцев дружинника локоть и зло сказал:
– Не держи, я на ногах крепко стою. Вы еще ответите…
Что-то громко и возмущенно разъяснял голос дамы, ведущей передачу. Журка не понимал ни слова. Он закусил губу и беспомощно стиснул кулаки.
– Господи… – шепотом сказала мама. Журка понял, что она смотрит на него отчаянными глазами. Она тоже узнала.
Человек без шапки был Иринкин отец.
Они с мамой досмотрели передачу до конца. Молча. Отец поворчал, что не дают смотреть хоккей, и ушел на кухню. Показывали каких-то стриженых парней, милиционеров, занесенную снегом спортивную площадку, потом снова розовощекую даму, которая что-то объясняла. Журка не слушал. Он отчаянно боялся одного: вдруг еще раз покажут Игоря Дмитриевича!
Нет, не показали. Экран вдруг стал ярко-синим, по нему побежали зеленоватые волны, а потом вспыхнула желтая надпись: "Режиссер передачи Э.Кергелен".
Буквы сияли так ярко, что по синему полю экрана от них разлетались золотистые лучи.
"Кергелен, – машинально подумал Журка. – Это что-то южное. Кажется, в Индийском океане есть такой остров…"
В праздничном разноцветье экрана и букв было издевательство. Насмешка над Иринкиной бедой. Журка оттолкнул стул и вышел в прихожую. Мама поспешила за ним. Журка стал торопливо натягивать пальто.
– Может быть, не надо?.. Сейчас не надо… – неуверенно сказала мама.
Журка досадливо мотнул головой. Надо! Черная молния беды ударила в Иринкиного отца. Значит, и в Иринку. А он будет сидеть дома? Кто тогда ее защитит?
От кого защищать, Журка не знал, но то, что должен бежать к Иринке, знал точно.
Он встретил Иринку в квартале от ее дома. И понял, что она вышла навстречу. Значит, догадалась, что Журка придет.
Они остановились под желтым неярким фонарем посреди заснеженного тротуара.
– Видел? – тихо спросила Иринка и опустила голову.
– Видел, – виновато сказал Журка.
Они помолчали. Фонарь светил сквозь ветки большого клена. Клен был увешан гроздьями необлетающих крыльчатых семян. Ветки качались от снежного колючего ветерка. Их тени на тротуаре ходили туда-сюда, и казалось, что плавно ходит под ногами сам тротуар. От этого начинала кружиться голова.
– Ну зачем только люди эту водку выдумали! – беспомощно и отчаянно сказала Иринка. От ее губ отлетели клубки пара.
Журка переступил на утоптанном скрипучем снегу. Сердито спросил:
– Но за что его? Он же совсем не пьяный был! Просто шел…
– В том-то и дело, что не просто… – Иринка медленно шагнула, и Журка пошел рядом с ней. – Он все-таки выпил тогда. Это знаешь в какой день было? Перед каникулами, когда мы Веронике Григорьевне свои костюмы показывали… А на другое утро, помнишь, я такая хмурая была, а ты решил, что я за что-то на тебя дуюсь…
Журка не помнил, но кивнул. И спросил:
– А что случилось-то?
– Они тогда снежный городок на главной площади оформляли. Целая бригада из художественных мастерских… Понимаешь, там у всех подсобные помещения были, теплые вагончики – у строителей, у электриков. А художникам ничего не приготовили, никакой даже будочки. Ну, они перемерзли все и говорят: "Давайте погреемся"… Знаешь ведь, как они греются. А потом в троллейбусе…
– Что в троллейбусе?
– Контролерша стала билеты проверять. А папа по ошибке пробил не троллейбусный, а автобусный билет. Ну, она и раскричалась: "Седой уже, а обманываешь! Плати штраф!" А почему "обманываешь"? Автобусный билет даже дороже… Папа говорит: "Мне штраф не жалко, только зачем вы мои седые волосы задеваете? Покажите ваше удостоверение". А она: "Ах, тебе удостоверение! Водки нахлестался, а теперь хулиганишь! Милиция!.." Ну, вот и все… Мы с мамой целую ночь не спали, все его ждали…
– Это же несправедливо! Из-за какого-то билета! – возмущенно сказал Журка.
– А кому докажешь? Эти горластые тетки всегда правы. Помнишь, тогда на Горьку заорали: "Безбилетник, шпана, в милицию!" А у него билет просто за подкладку завалился.
Журка помнил. Он плюнул на снег.
– Кто таких только в контролеры пускает…
– И кто на студию пускает дураков, которые такие передачи делают…
– Точно! А ты фамилию режиссера видела? Какой-то Кергелен.
Иринка сердито мотнула вязаной шапкой с пушистым шариком.
– Не видела… Мама заплакала, я сразу телевизор выключила.
Они подошли к Иринкиному подъезду.
– К нам, пожалуй, не надо сейчас, – неуверенно сказала Иринка. Мама такая расстроенная…
– Я понимаю.
– Завтра в классе что будет… Папу ведь многие знают.
– Да ничего не будет. Эту передачу, наверно, никто и не смотрел, по первой программе хоккей шел.
– Кто-нибудь все равно смотрел.
– Ничего не будет, – повторил Журка. – Ты не бойся. Если кто что-нибудь скажет… я тогда… Ришка, ты ничуть не бойся, ясно?