Журнал «Если», 1993 № 08
Шрифт:
Вместе с пятью коллегами Беннетт предлагает свой метод переброски частиц материи с места на место, при котором законы квантовой физики, по их мнению, не нарушаются. Причем авторы подчеркивают, что теория разработана и уже существует даже часть необходимого оборудования. Камнем преткновения, всегда стоявшим перед телепортацией, был гейзенбергов принцип неопределенности. Он, как известно, гласит, что точно определить свойства субатомной частицы, например, электрона, невозможно — сам факт измерения искажает результат. По этой причине считается невозможным создать точную копию частицы, находящуюся где-то «в стороне» от исходной.
Беннетт же пытается обойти эту трудность, используя «спаренные» частицы, которые так или иначе связаны, несмотря на взаимную удаленность. Теория Эйнштейна-Подольского-Розена
Керк по радио сообщает Споку эту информацию, и тот «подпускает» к своей «спаренной» частице четвертый электрон. Теперь этой парой можно уже манипулировать, пока она не совпадет с описанием, присланным Керком. Таким образом, четвертый электрон становится копией номера три.
Описание электрона было передано от Керка к Споку, но принципа неопределенности это не нарушало: ни тот, ни другой не знают, в чем именно состоят качества частицы; часть ее свойств остается «засекреченной» в недрах «спарки» электронов. Номер четыре повторяет все характеристики номера три, но никто не обладает полным описанием того и другого.
На практике же некий запас «спаренных» электронов и других частиц может быть заблаговременно распределен между центрами телепортации. Тогда копировать их станут, пользуясь информацией, которую ведь можно передавать и со скоростью света. Для «адресата» результат будет не хуже, чем в том случае, когда пересылали первичную частицу. Это и есть классическая телепортация, упоминаемая во многих фантастических романах. Замечательный метод требует не только запаса частиц, но и весьма совершенного оборудования. А именно: «ящик» для перевозки частиц между центрами телепортации, причем такой, чтобы их не повредить. Затем — устройство, способное измерять свойства «спаренных» частиц. И, наконец, прибор для приспособления их друг к другу, чтобы можно было воспроизводить телепортированную частицу во всей полноте ее свойств. Разумеется, метод Чарлза Беннетта годен лишь применительно к единственной элементарной частице, и это еще очень далеко от телепортации, скажем, человека. Остается «всего лишь» определить квантовые свойства тех 10 28частиц, из которых примерно и состоит человеческое тело. А затем найти способ передачи всей этой информации с места на место. Причем за весьма ограниченное время, то есть прежде чем наша Вселенная окончит свой срок существования. Но, как говорится, лиха беда начало…
По всем известным науке данным, мамонты — эти волосатые символы эпохи обледенения — вымерли еще 9500 лет назад. Однако некрупные зубы мамонта, обнаруженные на острове Врангеля в 1991 году, дают основание в этом усомниться. Палеонтологи Российской Академии наук определили возраст находки в 4–7 тысяч лет. Биолог Адриан Листер из Лондонского колледжа уверенно утверждает, что зубы принадлежали взрослым особям ростом около 1,8 м и весом две тонны. «Типичный» мамонт, заметим, был, по крайней мере, на 1,3 м выше и весил втрое больше. Московские ученые Андрей Шер и Вадим Гарутт выступили с примечательной гипотезой. Они считают, что крупные животные ледникового периода, отступая с потеплением на север, иногда находили своеобразные холодные «оазисы» (наподобие острова Врангеля). В подходящих природных условиях уцелевшие звери намного пережили свой род, однако эволюционировали в карликовые формы (эффект генетической деградации в малой популяции). По мнению авторов гипотезы, следует поискать свидетельства существования мини-форм других современников мамонта. Мысль интересная. Куда могли бы отступить динозавры?
Условия
Реджинальд Бретнор
Госпожа Пигафетта очень хорошо плавает
Мистер Костгард, сейчас я вам расскажу, что случилось с Пьетро Паглезе. Ну, с тем самым капитаном рыбачьей шхуны «Иль Траваторе» из Монтре. Вы спросите, кто я? Я Джо Тоннелли, его моторист.
Всему виной госпожа Пигафетта из Таранто. А еще дельфины. И всё потому, что Пьетро был знаменит…
Как? Вы не знаете? Вы даже никогда не слыхали, что одно время он слыл величайшим тенором? Да-да, пел в Риме, Неаполе, Венеции, даже в «Ла Скала». Тра-ля-ля, до-ре-ми — примерно так, ну, только, конечно, чуточку покрасивее. Карузо, Джильи? Рядом с Пьетро эти парни показались бы просто пискунами, я вам точно говорю.
Вы скажете, ну и что? В том-то все и дело! Именно из-за этого он попал к госпоже Пигафетте. Именно из-за этого она спрятала его одежду, и Пьетро не мог сбежать, как ее первый муж, который сейчас, наверное, где-то в Бостоне. Именно из-за этого дельфины…
Хорошо-хорошо, мистер Костгард, не буду отвлекаться, раз уж вам так некогда.
Начну с того, что впервые я услышал пение Пьетро в прошлый четверг, вечером.
Он подозвал меня, когда стоял за штурвалом. Трюм наш ломился от рыбы. На море — полный штиль. Луна висела в небе, словно роскошная устрица. Но я заметил, что Пьетро почему-то не очень счастлив. Он все время качал головой. И вздыхал.
Я забеспокоился. И спросил: может, у него с животом что не так. Но он ничего не ответил. И тут же откинул голову назад и запел арию из последнего действия «Тоски». Ну, сцена в тюрьме, помните? Когда пришли казнить того парня, а он поет свое последнее «прощай» той самой, что была его возлюбленной. Так печально.
Я был поражен. Никогда раньше я не слыхал такого богатого голоса. Как лучший сабайон, если приготовить его с яичным желтком, сахаром и сладким пивом. Голос — что твоя противотуманная сирена. Даже мачта задрожала.
Я дослушал до конца. И посмотрел на него. Лицо Пьетро было обращено к луне. Он плакал! Слезы медленно катились по его щекам. Что тут прикажешь делать? Мне очень хотелось, чтоб Пьетро полегчало. И я сказал ему, что он величайший певец. Я плачу, брависсимо!
Наконец он заговорил. А голос, как из могилы.
— Джо, так и есть. Это правда, я великий певец. Был. А теперь… — Его грудь поднялась и снова опустилась. — Этот самый голос и есть всему причина.
И тут, мистер Костгард, он поведал мне свою историю. Отец Пьетро был рыбаком. И вот как-то раз они пришли в Неаполь. Пьетро принялся чинить сети и во время работы запел. Он был молод и красив. Его голос услышала богатая графиня. И — дело сделано! Через год мир лежал у его ног. У Пьетро появился дворец, золотые часы и, конечно, любовницы. Всякие там княгини, девочки из балета, жены миллионеров! А он пел. Буквально все — короли, королевы, кардиналы — плакали от восторга. И даже англичане, случалось, хлопали в ладоши.
Но Пьетро был слишком доверчив. Он и не подозревал, что другие певцы сгорали от ревности. И не знал, что даже критики, и те завидовали ему. Они сговорились всегда сообщать о нем только дурные вещи. И вот настал момент, когда Пьетро не приняла ни одна сцена. Он был ранен в самое сердце. И собрался уехать Навсегда. Он снял каюту на маленьком корабле. И два дня подряд, без всякого гонорара, пел волнам, пассажирам, команде. Но его опять предали! Казалось, само море завидовало ему. Начался шторм. Люди на корабле оказались сущими невеждами. Они обвинили в этом Пьетро! И они… они бросили его за борт!