Журнал «Если», 1993 № 10
Шрифт:
Из раздевалки он вышел сильным, стройным, элегантным. По винтовой лестнице к лифтам он спускался длинными шагами, и в голове уже начали жужжать разные захватывающие идеи. Но как только кабина устремилась вниз к жилым уровням, его заметил Ли Ким, давний приятель еще по подготовительным курсам, и стал подбивать на партию в пинг-понг. Не найдя подходящего предлога для отказа, Сюмень покинул кабину вместе с Кимом, и они направились к ближайшим залам развлечений.
Ким на ходу извлек из автомата две банки пива и вручил Сюменю одну из них. Они прошли сквозь галерею игорных автоматов, миновали подъезды театров. Теперь из-за стен раздавались глухие удары мячей, там сражались в какие-то стремительные игры, скорее всего в крикетбол.
«Пинг-понг, — подумал Сюмень, — вот и все, что можно здесь позволить. Там, в Верхней колбе, в пинг-понг не играют. Всемогущее Время, какие же игры там в ходу!..»
Они заняли стол, Сюмень взял ракетку. Стол был вогнут, как широкая плоская чаша, и разделен пополам тонким алюминиевым экраном. Ли Ким осушил свою банку, усмехнулся, подкинул мяч и закрутил подачу.
Несколько раз они перебросили мячик туда- сюда, следя за отскоком. Ким играл хорошо — Сюмень не раз имел случай в этом убедиться. Вогнутая поверхность, конечно же, требовала отличной реакции и острого глазомера — но это было не все.
Сюмень почти промазал, еле дотянувшись до мяча в последнюю долю секунды, и с силой послал его над левой частью экрана.
Едва достигнув разделительной линии, мяч исчез. Одновременно исчез и Ким. Но мгновением позже мяч пулей вернулся к Сюменю, а следом возник и противник, успевший занять позицию у центра стола.
Такое развитие игры как нельзя лучше указывало на главную специализацию Колбы — умение управлять временем. Стол делился на временные зоны, каждая из которых в каждый данный момент чуть сдвигалась по фазе по сравнению с соседней. И это требовало уже не просто молниеносной реакции — надо было стать почти ясновидцем, чтобы догадаться, откуда прилетит мяч и когда. Фазы можно было настроить на большую или меньшую разницу во времени или, еще таинственнее, перепутать их так, чтобы мяч, посланный, например, налево, сверхъестественным образом вернулся справа. Можно было добиться даже того, чтобы мяч вернулся раньше, чем его послали.
Для жителей Нижней колбы в этом не было ничего необычного. В конце концов технология времени была делом их жизни.
Ким находился в прекрасной форме, исчезая и появляясь куда проворнее, чем Сюмень мог проследить или предвидеть. Возможно, удалось бы сопротивляться подольше, если бы Сюмень был в состоянии сосредоточиться на игре, да не получалось: в сознании то и дело вспыхивали иные мысли, мешавшие точности движений. Ким выиграл первую партию и, ухмыльнувшись, спросил:
— Еще одну?
Сюмень положил ракетку.
— Как-нибудь в другой раз. Не думаю, что сегодня мы можем играть на равных…
— Тогда в межвременные шахматы? Каждый ряд клеток под разным углом к настоящему?
Сюмень покачал головой. Межвременные шахматы требовали такой концентрации внимания, такой феноменальной памяти, что у него не осталось бы ни одного шанса из тысячи.
— Так, может, тебе хочется просто отдохнуть? Пойдем на шоу?
— Спасибо, Ким, у меня дела. Ты уж как-нибудь обойдись без меня.
Весело махнув на прощанье рукой, Ким побежал, приплясывая, к яркому навесу, за которым расположился зал для прыжков на батуте.
Сюмень покинул зону развлечений и направился домой.
«Ким меня бы не понял, — подумалось ему. — А если бы проведал о моих планах, пришел бы в ужас. Да, наверное, меня не понял бы вообще никто, просто не сумел бы понять — ни в нижней половине города, ни в верхней. Люди не в состоянии осознать то, что выходит за рамки их личного опыта. Для всех, кроме меня, другая колба, там, наверху — понятие сугубо абстрактное…»
Лифт летел вниз, сквозь бессчетные ярусы фабрик и мастерских, развлекательных заведений и жилых кварталов. В конце концов Сюмень вылез из кабины и, следуя лабиринтом узеньких улочек, добрался до аккуратного домика, как бы слитого с дюжиной таких же домиков в одно беспорядочное строение. Он приложил большой палец к замку и вошел.
Дед сидел за столом, посасывая шипучую минеральную воду. Говоря по правде, дед был не таким уж старым — еще одно доказательство достигнутого в Колбе господства над временем, — а точнее, всего на двадцать шесть лет старше внука. Сюмень поздоровался с ним довольно небрежно, достал обед, сел и принялся уплетать цыпленка с синтетическим рисом и побегами бамбука под соусом кэрри.
— Как сегодня работалось? Интересно было? — осведомился дед, задумчиво глядя на внука. Сюмень рассеянно кивнул:
— Да ничего…
За целых десять лет он так и не перестал удивляться тому, что почти все разговоры в Нижней колбе, в том числе и дома, в быту, вертятся вокруг работы. Социальная система действовала, как ее и задумали: каждый живущий здесь, внизу, был поглощен производственными заботами, изготовлением новых предметов.
Смахнув остатки пищи в мусоросборник, он откинулся на спинку стула в глубоком раздумье. Дед включил стенной экран. Какой-то технарь объяснял, как сконструировать цепь растяжки времени — время и впрямь можно было растянуть, отделяя от бегущего «сейчас» малую часть с тем, чтобы она двигалась по кругу. Сюменю этот трюк уже был знаком, и он косился на экран, не вслушиваясь. За технической передачей пойдут мелодрамы, комедийные шоу, и так далее, и так далее… В душе вскипела обида, и он сам не заметил, как сказал вслух:
— Посмотрел бы ты, что показывают в Верхней колбе!..
Дед вздохнул чуть слышно и повернулся к внуку с насмешкой:
— Все сначала, да?
— Но, дедуль, неужели тебе не хочется хотя бы взглянуть на жизнь наверху? — откликнулся Сюмень. — Уж можешь мне поверить, там все иначе. Они живут гораздо лучше нас, комфортнее и интеллектуальнее.
Старший рассмеялся тихим снисходительным смехом.
— Твоему отцу, безусловно, есть за что держать ответ, — произнес он. — Ты говоришь, там живут лучше нашего. Нет, не думаю. — Он криво усмехнулся. — Никакой работы, никакого производительного труда. Такая жизнь кажется мне лишенной смысла. Мне больше нравится здесь.
«В том-то и штука, — подумал Сюмень. — Именно потому системе удается успешно поддерживать себя. Ни одна из частей разделенного города не завидует другой. Обитатели Зоны Покоя относятся к рабочим, которых никогда не видят, как к разумным машинам. А рабочие, в свою очередь, полагают, что те, кто купается в благах утонченной культуры, — просто праздные трутни, которые были бы много счастливее, если бы занялись чем-нибудь полезным…»
Но с Ху Сюменем система дала сбой.
— Не мучай себя, — проворчал дед, — наша жизнь здесь совсем недурна. Не тревожь себя тем, что осталось там, наверху. Пусть они там живут, как живут. А по мне — так и здесь все хорошо…