Журнал «Если», 1994 № 11-12
Шрифт:
— У Посла Гросс ляпсуса, возможно, найдутся кое-какие возражения против вашего плана, — сказал Ретиф.
— Да пусть его возражает, — беззаботно прошептал Шниз. — Вся операция была проведена под покровом ночи, никто ничего не видел и не слышал. Подъемные устройства сегодня покинули планету на нашем космическом челноке. Что толку в беспочвенных обвинениях? Гроссляпсус позаботился о том, чтобы строительство велось в обстановке строжайшей секретности, и все, чем он располагает, это его слово против моего. А готовый театр, стоящий на нашем участке,
— это веский
— Этот промер у вас не наскочит, — прохрипел Чонки. — Я вам все парты скутаю!
— Кутай на здоровье, голубчик, — надменно прошипел Шниз. — Какие бы слухи ты ни распускал ex post facto [13] , на fait accompli [14] они повлиять неспособны. А теперь, прошу простить, но мне пора переодеться к празднику. — Он щелчком наставил один из глазных стебельков на капитана охраны. — Проводите их в гостевые покои, Злиф, и проследите, чтобы на время пребывания здесь они были устроены с максимальным удобством. Насколько я понимаю, из башни они смогут отличнейшим образом наблюдать за представлением.
13
После свершившегося факта (лат.)
14
Уже содеянное (фр.)
— Предать обоих мошенников немедленной казни, выкинув их из окна? — Театральным шепотом предложил Злиф. — Раз и навсегда ликвидировать болтунов и наушников…
— Молчать, ничтожное порождение трутня! — прошипел Посол. — Не предлагать зловредных прецедентов, каковые могли бы обратить в мираж менее изобретательного дипломата, чем я! — И как бы желая успокоить Ретифа, он повел в его сторону всеми пятью окулярами и проворковал: — Вы будете вольны вернуться к исполнению ваших обязанностей, как только закончится церемония. А до той поры — приятных вам размышлений.
— А я-го, дулар, потакал, что самое трудное — это уйти накраденное, — скорбно сказал Чонки, когда за ними захлопнулась дверь башенного покоя. — Ну кот, маем зны, кто его уврал, а то челку?
— Похоже, что Шниз основательно все продумал, — согласился Ретиф. И добавил: — Слушай, приятель, ты не согласился бы немного поползать в темноте?
— Размяжите узлы, и ногда мы посмотрим, что я сдогу смелать.
Ретиф принялся за работу. Десять минут спустя хлябианин со вздохом облегчения вытянул последний ярд своего тела из последнего узла. Чонки поерзал внутри своего полионового комбинезона, поровну распределяя тело между его рукавами и штанинами.
— Тапоги посерял, — пожаловался он. — Облич-ные ныли совые тапоги.
Ретиф подошел к окну и обозрел сплошную стену, отвесно уходящую к лежащему внизу просторному, мощенному жестким на вид камнем двору, по которому через правильные промежутки были расставлены гроачианские стражи. Чонки последовал за ним и тоже выглянул в окно.
— И дунуть мечего, — сказал он. —
Он подобрался к одной из дверей и заглянул в туалет.
— В сомную тачку, — воскликнул он. — Промак-нулись наши умнихи. Ну, ландо.
Он вытянул оченожку и сунул ее в унитаз, за ней потянулось волоконце, толщиной не больше карандаша, — ярд за ярдом оно отматывалось, уходя в канализацию.
— Так-так, — весело говорил Чонки. — И оболеют же шалманы, кодла я выгезу из люпа кряво сопреди двора. Все, чмо не тужно, это добраться до соузлини-тельного едина, покирнуть, вуда следует и… Ой!
Чонки вдруг замер. Он покрепче уперся в пол ногами, в отсутствие сапог имевшими довольно неорганизованный вид/и попытался вытянуть себя из унитаза. Длинный протоплазменный жгут еще удлинился, но выйти на свет не пожелал.
— Похоже, Чонки, они нас опять обхитрили.
— Еще как похоже, — донесся из-за вделанной в стену над дверью железной решетки елейный шепоток Шниза, сопровождаемый одышливой усмешкой. — Весьма сожалею, что сток у вас забился, утром пришлю кого-нибудь со шлангом.
— Ах ты ж! Этот продыра слышал кажное наше слово! — воскликнул хлябианин. — Он еще и под слушью подцверивает!
Ретиф подошел к двери, задвинул тяжелый засов, запирающий дверь изнутри, и, поймав глазами единственное оставшееся снаружи око шофера, подмигнул.
— Он просто-напросто слишком умен для нас, Чонки… Не удивлюсь, если ему все известно и про бомбу, которую мы спрятали в их посольстве, так что…
— Это еще что? Какая такая бомба? В моем посольстве? — в тревоге заскрипел Шниз. — Где она? Сию минуту скажи мне, я настаиваю!
— Молчи, Чонки, — быстро проговорил Ретиф. — Еще восемь минут и ка-ак шарахнет, а за такой срок он ее нипочем не найдет.
По интеркому было слышно, как кто-то с шипением задохнулся, потом до пленников донеслись слабые вопли гроачи. Миг спустя за дверью зашлепало множество ног. Лязгнул засов, в дверь ударили кулаки, послышались шипящие голоса.
— Что это значит, зачем вы заперлись изнутри? — донесся сквозь дверь крик Шниза.
— Семь минут, — громко сказал Ретиф. — Выше голову, Чонки. Скоро все кончится.
— Быстро бежать! — тонко взвизгнул капитан Злиф. — Оставить ублюдков на верную смерть!
— Ретиф, скажи мне, где бомба, и я замолвлю за тебя словечко перед вашим начальником! — закричал в замочную скважину Шниз. — Я объясню ему, что нельзя слишком строго садить тебя за провал задания — в конце концов, схватка заурядного землянина с обладателем такого мозга, как мой…
— Очень мило с вашей стороны, господин Посол, но, боюсь, долг требует, чтобы я оставался здесь, даже если мне придется взлететь на воздух вместе с документами, свидетельствующими о вашей полезной деятельности.
— Делаю тебе последнее предложение, Ретиф! Выйди и обезвредь свою адскую машину, а я помогу тебе взорвать посольство Земли, уничтожив тем самым все документы с неблагоприятными — хотя и абсолютно справедливыми — оценками убогой роли, которую ты сыграл в нынешних обстоятельствах!