Журнал «Если», 1994 № 11-12
Шрифт:
— А, это вы, Шниз! — загудел Гроссляпсус, пронизывая толпу, словно входящий в гавань ледокол. — Счастлив, что вы решили заглянуть и-
— Оставьте ваши елейные речи при себе! — прошипел гроачи. — Я явился сюда, чтобы привлечь ваше внимание к действиям вот этого типа!
И он трясущимся щупальцем указал на Ретифа. Гроссляпсус посмотрел на того и нахмурился.
— Вы… да, вы тот молодой человек, что нес мой портфель, — удивился он. — А что, собственно…
Внезапно послышался мягкий шлепок, сопровождаемый металлическим перезвоном. Гроссляпсус опустил глаза. На полированном полу между ним и гроачи поблескивало несколько хромированных канцелярских
— О, Ваше Превосходительство, вы что-то уронили? — пискнул Магнан.
— Что… э-э… кто… я? — попытался отпереться Шниз.
— Та-ак? — промычал Гроссляпсус, лицо которого полиловело настолько, что официанты-хлябиан-цы, подошедшие поближе, чтобы поглазеть на представление, принялись вполголоса обмениваться восхищенными замечаниями.
— Боже, как попали ко мне в карман эти канцелярские принадлежности? — громко, но совершенно неубедительно изумился Шниз.
— Ха! — взревел Гроссляпсус. — Так вот, выходит, зачем вы сюда явились? Мне следовало бы раньше догадаться об этом!
— Пф! — ответил, проявляя неожиданное присутствие духа, Шниз. — Что значат несколько скромных сувениров в сравнении с налетом, совершенным вот этим…
— Несколько? По-вашему, шестьдесят семь гроссов — это несколько?
Вид у Шниза стал испуганным.
— Откуда вы… то есть… я это отрицаю, да!
— Оставьте ваши отрицания при себе, Шниз! — рев Гроссляпсуса покрыл шепоток Шниза. — Я намерен преследовать вас в судебном порядке…
— Я пришел сюда, чтобы сообщить о беспрецедентной краже! — пытаясь перехватить инициативу, перебил его Шниз. — Ограбление со взломом! Нападение, с избиением!
— A-а, так вы надумали явиться с повинной! — ревел Гроссляпсус. — На суде вам это зачтется!
— Сэр, с учетом великодушного промаха, я хотел сказать — жеста, — торопливо зашептал Магнан, — совершенного сегодня ночью Послом Шнизом, не кажется ли вам, что нам стоило бы закрыть глаза на это беззастенчивое воровство, хотя оно и доказано неоспоримо? Мы можем списать канцелярские скрепки на представительские расходы вместе с напитками.
— Это вот он во всем виноват! — Шниз через плечо Магнана ткнул в Ретифа.
— Ну, у вас совсем уж ум за разум заехал, — с удивлением произнес Гроссляпсус. — Это молодой человек, которому я всего лишь доверил поднести мой портфель. А вот это Магнан, он руководил расследованием. Похоже, проведенные им следственные мероприятия выкурили вас из норы, а, Шниз? Совесть-то все-таки пробуждается, верно? Ладно, пожалуй, я приму предложение Магнана и снисходительно отнесусь к вашему поступку. Но уж выпить со мной вы просто обязаны…
Гроссляпсус хлопнул гроачи по узкой спине и поволок его к ближайшей пуншевой чаще.
— Всемогущие небеса! Ну и везет же нам с вами! — зашептал Магнан на ухо Ретифу. — Но кто меня поразил, так это Шниз. Хватило же ему неосторожности притащить краденое на дипломатический прием.
— При чем тут неосторожность, — сказал Ретиф, — это я ему скрепки подсунул.
— Ретиф! Да этого не может быть!
— Боюсь, что может, мистер Магнан.
— Но… но в таком случае дело о канцелярских скрепках так и осталось нераскрытым, и мы незаслуженно обвинили Его Гроачианское Превосходительство!
— Не так уж и незаслуженно: я обнаружил весь хабар, все шестьдесят семь гроссов, под студеница-ми, буйно цветущими в ящике, который стоит у него в кабинете.
— Боже ты мой! — Магнан извлек надушенный платочек и промокнул им виски. — Трудно даже представить, сколько приходится лгать,
— Это занятно, — ответил Ретиф, снимая с проносимого мимо подноса бокал бренди «Бахус», — а мне вот порой начинает казаться, что в ней и развернуться-то толком нельзя.
Всеволод Совва
СУФЛЕРЫ, КОТОРЫЕ СТАВЯТ ПЬЕСУ
По язвительному замечанию Бомарше, который попробовал себя на дипломатическом поприще, дипломаты, как и актеры, любят свет рампы. Действительно, публика знает только солистов: следит за речами, обсуждает выступления, рукоплещет громким фразам.
И не догадывается, что практическую политику вершат другие.
К. Лаумер, пусть иронично, но достаточно точно обрисовал роль не известных широкой аудитории «советников» и «консультантов», скромно уходящих в тень, когда наступает время оваций. О них и пойдет речь в материале В. Соввы, эксперта комитета по геополитике Государственной Думы РФ.
Начав свою карьеру переводчиком, работавшим с Хрущевым, Микояном, Косыгиным, Всеволод Иванович прошел практически по всем ступенькам дипломатической службы.
И свою работу закончил Чрезвычайным и Полномочным посланником в ГДР в сложный момент, предшествовавший падению Хонеккера.
Я поставил своеобразный рекорд. Пожалуй, я единственный из МИД СССР, кто четыре раза приходил на дипслужбу и уходил с нее. Вообще-то, как правило, если человек попадает в эту систему, он там и остается. А если уходит — то навсегда. Пятый, и последний, раз я покинул МИД, когда распался Советский Союз.
Сегодня часто приходится сталкиваться с тем, что люди пытаются дистанцироваться от своего прошлого. Я не могу себе этого позволить. Да, наша дипломатия была порождением системы, но я всегда действовал в интересах моей страны, как они понимались. И ни один дипломат, если он не предатель и не перебежчик, иного отношения себе позволить не может.
В КАЧЕСТВЕ ПРИМЕРА рассмотрим самую острую проблему, по поводу которой до сих пор ломаются копья, — наше присутствие в Европе. В результате войны советские войска пришли в центр континента. Россия это переживала не раз. Но всегда армии приходилось быстро уходить, бросая все. Здесь же было ощущение чего-то очень постоянного. Кстати, откуда появилось представление, что здесь — сфера наших жизненных интересов? В августе 1939 года во время переговоров с англичанами и французами, предшествовавших заключению пакта Молотова — Риббентропа, эту формулу предложили представители будущей антигитлеровской коалиции. А затем, уже в виде тайных протоколов, существование которых отрицал даже Молотов, она всплыла при определении послевоенного устройства Европы… В результате Хельсинкских соглашений, подписанных 33 европейскими государствами, а также США и Канадой, был заключен акт о нерушимости послевоенных границ. Для любого дипломатического работника было ясно: мы стоим здесь и должны стоять. Зачем? Чтобы Родина могла использовать мирную передышку, залечить военные раны и семимильными шагами, используя преимущества социализма, — вперед. И даже мельчайшие изменения ситуации воспринимались как прямая угроза нашей безопасности.