Журнал «Если», 1997 № 01
Шрифт:
Едва не теряя сознание от боли, Роббинс недоверчиво смотрел на красное пятно, расплывающееся спереди у него на рубахе. Тем не менее он сумел встать и побрел дальше по проулку, пытаясь одолеть надвигающийся обморок. При попытке приподнять правую руку его пронзила такая боль, что перехватило дыхание. Тогда он поднес левую руку к повисшей правой и с трудом нажал немеющим пальцем на клавишу.
Воздух перед ним заколебался, появилась желанная чернота Перехода. Ловя ртом воздух и едва переставляя свинцовые ноги, он ввалился в Переход. Его поглотила пустота, и он погрузился в благословенное забытье без начала
РЕПРИЗА
Когда он проснулся, боль уже стихла, он обрел способность нормально дышать. Он находился в ярко освещенной уютной комнате и возлежал на чужой кровати.
— Не пытайся встать, Говард, — раздалось рядом с ним.
Он растянулся на простынях, благодарно улыбаясь. Антония присела на край больничной койки.
— По словам доктора Харрисона, операция прошла успешно. Скоро ты будешь, как новенький.
Она не выпускала его руку. Он видел облегчение в ее глазах и думал о том, как коротка и хрупка жизнь. Настало время разобраться, что для него важнее. Он перестанет отдавать всего себя работе, убедит Антонию поступить так же и выкроит время, чтобы приманить счастье.
Внезапно на него навалилась усталость. Он был готов вечно смотреть в глаза Антонии, но сон оказался сильнее.
— Ты ведь не оставишь меня, Антония? — успел пролепетать он.
— Никогда, Говард!
В голове зазвучали «Грезы» Шумана.
Очнувшись, он не увидел в палате Антонию. Медсестра, заглянувшая к нему через несколько минут, рассказала, что он попал в больницу четыре дня назад.
Потом явился Великовски с просьбой описать события на венских улицах в конце 1852 года. Ему хотелось узнать мельчайшие детали, однако он отметал все вопросы Роббинса о смысле событий, твердя, что еще рано давать им окончательную оценку.
После ухода Великовски Роббинс попытался додуматься до всего самостоятельно, но потерпел неудачу. Несмотря на частые визиты на ТКЗ, его знания об истории тех стран, где он бывал, оставались отрывочными.
Следующим утром его навестил Харрисон.
— Выздоровление как будто идет нормально. Великовски просил передать вам, что сегодня в четыре часа состоится специальное заседание гуманитарного комитета. С точки зрения медицины, вам не возбраняется на нем присутствовать.
— О чем пойдет речь? О том происшествии на ТКЗ?
Харрисон замялся.
— В общем-то, да. Великовски и его сотрудники начали анализировать ситуацию сразу после вашего возвращения. Сегодня утром он собирается представить свои предварительные выводы и предложения исполнительному комитету. В два часа он встречается с научным советом, а потом — с вами. — Его взгляд был полон сожаления. — Ходят разные слухи о том, что он собирается сказать.
— Какие именно?
Харрисон встал и покачал головой.
— Я стараюсь оперировать фактами, а не домыслами. Это сильно упрощает жизнь.
До 16.00 оставалось несколько минут, когда две сестры помогли Роббинсу одеться и усадили в кресло-каталку. Санитар провез его по подземному тоннелю в главное здание института и минута в минуту вкатил в зал заседаний.
Все уже собрались. Роббинс занял последнее пустующее кресло, оказавшись между Биллингсли и Антонией. Та не ответила на его приветствие, глядя прямо перед собой. Директор тут же открыла заседание, не дав ему времени для выяснения отношений.
— Благодарю всех за участие в заседании, несмотря на столь позднее объявление. Как вам известно, во время своей последней транслокации на ТКЗ доктор Роббинс получил серьезное ранение. Пожелаем ему скорейшего выздоровления.
Слово было предоставлено Великовски.
—
Все присутствующие посмотрели на Роббинса. Что случилось? Что он натворил?
Великовски продолжал:
— Не считая всплесков националистических настроений в различных германских государствах в предшествующее десятилетие, мы не обнаружили существенных отклонений в истории ТКЗ до 1848 года. В тот год наша история была отмечена несколькими народными и национальными выступлениями, которые угрожали, а иногда и в действительности приводили к изменению политического устройства во многих европейских странах.
Роббинс слушал рассказ Великовски о событиях, смутно возникавших в памяти: о демонстрациях и бунтах в Вене и Берлине в марте 1848 года, заставивших королевское семейство Австро-Венгерской империи, Габсбургов, бежать из столицы и грозивших захлестнуть другое крупное германское государство, Прусское королевство. Вскоре после этого во Франкфурте была созвана Национальная конституционная ассамблея. Ее цель состояла в том, чтобы попытаться объединить все независимые германские государства — Пруссию, россыпь мелких княжеств и городов Центральной и Южной Германии, империю Габсбургов, организованную вокруг Австрии, а также Венгрию и большую часть Центральной Европы в единое государство.
Попытка провалилась. К 1849 году одержали победу реакционные группировки, отстаивавшие сохранение статус-кво. Первые успешные шаги по объединению Германии были предприняты только в 1860-х годах. Благодаря «реальной политике» прусского «железного канцлера» Отто фон Бисмарка его королевство объединилось в 1871 году с мелкими германскими государствами в Германскую империю, а прусский король Вильгельм I был провозглашен императором. Габсбурги шли своим прежним путем, но их Австро-Венгерская империя переживала упадок и хирела; ее бессилие привело в 1914 году к началу первой мировой войны. Немцы Австрии никогда, за исключением периода с 1938 по 1945 год, не были частью нации под названием Германия.
— Такова наша история, — продолжал Великовски. — Такой она была до недавних пор и на ТКЗ. Наша история, разумеется, неизменна, зато история ТКЗ претерпела сильные изменения. Там в 1848 году Пруссия, мелкие германские государства и Австро-Венгерская империя объединились во Всегерманскую империю, а Фердинанд I Габсбург принял титул Императора всех германцев.
Столь ощутимая перемена в политической структуре Европы — появление в центре континента нового государства с населением семьдесят пять миллионов жителей, уступающего по размерам одной лишь России, — привела к совершенно иному историческому развитию. Событие, едва не стоившее жизни доктору Роббинсу в 1852 году, не происшедшее на нашей Земле, привело к едва не ставшему фактом захвату Вены, столицы новой империи, армией царя Николая I. Германские силы под командованием принца Альфреда фон Виндишгратца в итоге сумели отбить наступление, а спустя еще неделю одержали решающую победу над русскими в битве при Оломоуце. Французы под водительством только что возложившего на самого себя корону Наполеона III, воспользовавшись наступлением русских на Вену, тоже вступили в войну. Им сопутствовал успех: они нанесли немцам поражение под Кельном. После перемирия они принудили Всегерманскую империю уступить их Второй Империи всю территорию к западу от Рейна.