Журнал «Если», 2000 № 11
Шрифт:
Шлюпка мягко коснулась металлического диска. Скользнула, втыкаясь носом в прозрачный купол. Неведомый материал расступился, обтекая нос шлюпки, герметизируя люк. Появилась сила тяжести.
Давид неуклюже поднялся, открыл люк и ступил на теплый пол купола.
Д-дориа сидел напротив. Его шлюпка тоже наполовину вползла в купол. Земной и чужой звездолеты болтались в отдалении, над головой искрился пояс астероидов. Случайных метеоритов чужие словно бы и не боялись. Наверное, у них есть силовое поле…
— Сколько можно ждать? — раздраженно
— Я опоздал меньше чем на минуту, — сказал Давид, усаживаясь на корточки перед инопланетянином. Д-дориа обладал горизонтальной симметрией — бочонкообразное тело с кольцом зрительных и обонятельных рецепторов, шесть мощных щупальцев сверху, шесть — снизу. Верх и низ, как Давиду уже доводилось убеждаться, был понятием условным.
— Мы заняты серьезным делом: закладываем основы мира и процветания наших народов! — продолжал возмущаться д-дориа.
Устройство перевода либо было безупречным, либо казалось таким. Ни малейшей задержки, ни одной корявой или непонятной фразы.
Давид вздохнул. Самым обидным было то, что раса д-дориа вовсе не страдала излишней пунктуальностью. Чужому ничего не стоило опоздать и на пять минут, и даже на четверть часа, после чего бросить пару слов о трудностях с церемониальной окраской, интересной информационной передаче с родины или любопытном споре с коллегами. Это можно было счесть издевательством, высокомерием… но почему-то Давиду казалось, что причина совсем иная.
— Давай же займемся делом, — предложил он, уходя от спора.
От д-дориа шел густой растительный аромат, чем-то даже приятный. Может быть, так пахло тело чужого. Может быть — краски, которыми разрисовано тело.
— Нет, ну ты всегда будешь опаздывать? — возмутился д-дориа.
— Больше опозданий не будет, — пообещал Давид.
Как ни странно, этого вполне хватило, чтобы закрыть тему.
— Все разумные расы с тревогой следят за переговорами, — изрек д-дориа. — Друг мой, ты должен понимать — космические войны просто невыгодны. Выходя в галактику, мы поневоле становимся миролюбивыми…
— Земляне совершенно согласны! — с готовностью подтвердил Давид. — Вчера правительство моей страны…
— Ты можешь выслушать не перебивая? — возмутился д-дориа.
Давид замолчал.
— Так вот, все мы жаждем мира! — продолжил чужой. — Пусть д-дориа непохожи на кульх, пусть атенои дышат хлором, а зервы вообще не дышат…
Крохи драгоценной информации. Давид надеялся, что микрофоны записывают все откровения чужого.
— Но все мы опасаемся: в космос может вырваться раса слишком молодая и энергичная, чтобы принять принципы мирного сосуществования. Мы знаем, на вашем корабле есть лазер и три ракеты с термоядерными боеголовками!
Поставленный перед фактом, Давид не стал спорить.
— Да, есть. Неужели ваши корабли не вооружены?
— Вооружены, — признал д-дориа. — Но только для защиты от неведомой опасности.
— Наши тоже.
Д-дориа
— Вопрос веры! Что может означать наличие у вас столь примитивного оружия? Возможно, знак миролюбия. Но может быть, это коварная попытка утаить оружие вообще! Не знаю… Вопросы переговоров так трудны. Я простой пилот! Я не умею общаться с чужими!
— Я тоже, — признался Давид. — Но если мы поручим общение специалистам…
— Нельзя, — грустно сказал д-дориа. — Мы не можем ставить вас в невыгодное положение. Ведь наши переговорщики имеют опыт общения с иными расами. У вас таких специалистов нет. Правило справедливо: договариваются те, кто осуществил первый контакт. Мы должны принять решение. Мы должны объявить — опасны ли наши расы друг для друга.
Оба замолчали.
Проклятые правила! Давид готов был согласиться, что в словах д-дориа имеется здравое зерно. Подобная щепетильность даже умиляла…
— Сегодня у тебя замечательная окраска, — пробормотал он, пытаясь заполнить неловкую паузу. В отличие от русской женщины-психолога и голливудского гримера, пилот так и не разобрался во всех тонкостях цветовой азбуки. Но надо же было хоть что-то сказать…
— Правда? — спросил д-дориа.
— Очень красиво, — сказал Давид. — Синие щупальца… и эти зеленые пятнышки…
— Я очень переживал перед встречей, торопился, второпях все делал. — Чужой досадливо покачал верхними щупальцами. — Ты просто высказываешь комплимент, да?
На самом деле так оно и было. Давид ляпнул первое, что пришло в голову, как порой поступал, отправляясь с женой на скучный, но обязательный светский раут.
И ответил по тому же наитию.
— Блестки вокруг дыхалец — восхитительны.
Пряный запах от д-дориа стал сильнее.
— Спасибо! Это была импровизация… Действительно, красиво?
— Очень! — Давид едва сдержал волнение.
Мысль была чудовищной.
Мысль была гениальной!
Неужели перед ним — женская особь д-дориа? То немногое, что людям было известно о чужих, ничуть не противоречило подобной гипотезе. Все чужие были двуполы — наиболее удобный способ размножения, обеспечивающий обмен генетическим материалом и легкость рекомбинации генов. Все чужие не страдали предрассудками, и оба пола были равноправны — в разговоре о своих товарищах на корабле д-дориа использовал местоимения «он» и «она» одинаково часто.
Но ведь о себе д-дориа всегда говорил «он»!
— Не будет ли нарушением протокола поговорить немного о нас, переговорщиках? — спросил Давид.
— Не будет, — согласился д-дориа.
— Есть ли у тебя семья, уважаемый друг?
— Да, дома у меня остались жена и трое детей.
Гениальная догадка рассыпалась в прах.
— А я был женат дважды, — грустно сказал Давид.
— Ничто не вечно, даже любовь, — высокопарно, но с пониманием отозвался д-дориа. — Как бы хотелось мне вернуться на корабль и сказать: «Наши расы близки и могут жить в мире!»