Журнал «Если», 2001 № 10
Шрифт:
— Благодарствую, — сказал Радим басом.
Волшебники подошли к дверям, принялись в четыре руки обирать с косяка что-то невидимое, должно быть, настороженную ловушку, в которую так и не попал прорвавшийся сквозь окно волколак. Колох мрачно наблюдал за действиями гостей, потом раздражённо спросил:
— Где гвоздь? Гвоздь был в косяке, старинный… сто лет ему.
— Гвоздя тут уже две недели как нет, — ответил наёмник. — Потому мы и пришли. Думаешь оборотень к тебе первый раз заявился? Как бы не так!
— Ты ври да не завирайся! — повысил голос трактирщик. — У меня в заведении вовек безобразиев не случалось!
— Так оборотень сюда не на охоту ходил, а отдохнуть — пивка попить, в домино постучать.
— Так и ловили бы его там! — огрызнулся Колох, — А то вы мне всех гостей распугаете с вашей охотой.
Волшебник лишь усмехнулся, продолжая сматывать незримую нить.
— Радим! — рявкнул хозяин. — Живой ногой в кладовку, гвоздь выбери поздоровее и в притолку вбей. Шляпку начисти, чтобы сияла и закрашивать не смей! Чтоб тут ни одна тварь не проскользнула, головой ответишь!
Провожаемый десятками взглядов Радим метнулся в чулан, схватил толстый гвоздь с квадратной шляпкой, тот самый, выкованный сто лет назад. Вернулся в зал и вбил гвоздь в старое отверстие. Неплотно вбил, так оборотень сильнее зацепится, ежели вздумает ворваться в дом, отплатить за кипяток на загривке… опять же, под неплотно всаженную шляпку гвоздодёр легче завести, — это на тот случай, если хозяин вновь договорится с ночным голосом и, в обмен на обещание безопасности для себя и постояльцев, уберёт из двери запирающий гвоздь.
Приятно быть на виду у всех, когда за каждым твоим движением наблюдают десятки глаз, а о твоём подвиге будут рассказывать по окрестным хуторам и через десять, а быть может, и через сто лет. Полновесный двойной талер надёжно упрятанный в штанах, даже оттуда ласкает душу.
А потом в дверях появляется глухая тетеря Дамна и непригоже вопит:
— Ирод! Уснул что ли? Кипяток тащи!
А где его взять, кипяток? — всё на волколака выплеснуто…
Если просыпается большая дорога до света, то не засыпает она, кажется, никогда. Поздно за полночь Радим добирается к постели в тёмном чуланчике. Сквозь тощую подстилку выпирают неровные доски, но Радим ничего не чувствует. Он проваливается в недолгий сон, успев лишь усмехнуться словам кудесника: «Подрастай, скорей, возьму тебя в помощники». Как же, держи карман шире, — завтра волшебник и не вспомнит про мальчика на побегушках, который вовремя плеснул кипяток, не получив за это ничего кроме неприятностей. Серебряную монету отнял Колох в уплату за выпитое бежавшим оборотнем пиво.
Волшебники с утра уйдут, в рассказах об удивительном происшествии останется просто безымянный мальчишка, а Радим так и будет, покуда ноги держат, кружить словно белка в колесе, подгоняемый окриками и бесцельным движением большой дороги.
Засыпая, Радим слышал, как за лесом разливисто воет ошпаренный оборотень.
Пол Макоули
ПЕРЕЧИСЛИ МЕРТВЫХ
Я хочу, чтобы вы доказали, что именно он убил мою Эмму, — сказала мне женщина.
— Понимаете, мадам…
— Я всего лишь желаю знать.
— …что полиция не посчитает все, найденное мной, уликами или доказательствами.
— Муж развелся со мной. Отец и мать скончались. Эмма в могиле. Я совсем одна, мистер Карлайл.
Она,
Ее руки судорожно вцепились в ручки сумочки.
— Я знаю, кто вы такой. И слышала о ваших способностях. Помогите найти мою Эмму.
— Может, выпьете еще чаю, миссис Стоукс? — предложил я своим самым вкрадчивым бархатистым голосом. — Разрешите предложить вам этот восхитительный шоколадный кекс с ромовой пропиткой?
— Я вполне спокойна, мистер Карлайл, и не нуждаюсь в утешении. Кроме того, мне кажется, вы успели съесть все кексы.
Пришлось признать, что миссис Стоукс — женщина поистине необыкновенная. Грозная противница. С такой лучше не связываться. И хотя ей явно было не по себе от мерного шипения газовых рожков, зеленых обоев, тяжелой ореховой мебели и стеллажей, забитых книгами, она старалась не показать виду и сидела, чопорно выпрямившись, несмотря на то, что огромное мягкое кресло манило принять более свободную позу. Только пальцы, судорожно стиснувшие ручки голубой вышитой сумочки, выдавали ее волнение. Она держалась за них так, словно от этого зависела ее жизнь.
За окном стоял хмурый ноябрьский денек, и хотя было всего четыре часа, тьма уже пряталась по углам и красила в черные тона окрестные улицы, казавшиеся еще более мрачными в отдаленных бликах неоновой рекламы индийских ресторанчиков и бангладешских видеомагазинов на Брик Лейн. От топившегося углем камина несло нестерпимым жаром, но миссис Стоукс даже не сняла габардинового плаща. Одинокая жизнь не отучила ее заботиться о внешности: морщинистое лицо заштукатурено тональным кремом и румянами, тонкие губы подкрашены помадой, шапка белых волос застыла пенными волнами недавнего перманента. Наклоняясь вперед, она словно испускала облачко едкого запаха пудры и духов «Арпедж».
Тварь, прильнувшая к ее плечу, взирала на меня со смесью злобы и страха. Странно, что ее собственный призрак обзавелся кругленьким личиком мертвой дочери, чья фотография лежала между нами на ореховой столешнице. Чтобы найти меня, миссис Стоукс потратила немало денег, и еще больше — энергии. Так что я действительно был ее последней надеждой. Как и всякого, кто сумел меня отыскать.
Миссис Стоукс взяла снимок.
— Он убил ее, мистер Карлайл, — убежденно выпалила она. — Я знаю, это он. И изуродовал лицо… можно сказать, срезал. Такой ее нашли: голую, мертвую, без лица. Как и остальных жертв. Но он не признается.
В ее голосе не было ни страсти, ни ненависти. Жесткий взгляд блестящих глаз. Похоже, она давным-давно выплакала слезы. Двенадцать лет назад ее дочь Эмма сбежала в Лондон и была убита. Тело бросили на пустыре позади вокзала Кингс Кросс. Год спустя в сгоревшем гараже поймали некоего Роберта Саммерса, носившего лицо жертвы вместо маски и проделывавшего с телом нечто настолько неописуемое, что трое полисменов, производивших арест, сразу же после суда ушли на пенсию раньше срока. Психиатры посчитали его вменяемым, а суд обвинил в предумышленном убийстве. К сожалению, детективы так и не смогли представить доказательств: ДНК, отпечатков пальцев, волокон, группы крови, связывавших его с гибелью еще шести женщин. Ничего, кроме способа убийства и, что называется, «частичного свежевания тел». Однако существовала и возможность того, что он просто подражал настоящему серийному маньяку. Ранее он никогда не задерживался полицией, не менял места работы и пятнадцать лет прослужил в бухгалтерии большого универсального магазина на Оксфорд-стрит. Получил обычный срок, который ему скостили за примерное поведение. Последний год провел в тюрьме общего режима и вот уже три недели как выпущен.