Журнал «Если», 2002 № 06
Шрифт:
Будучи не в состоянии самостоятельно определить этот запах, он поспешно активировал свою поисковую машину и запросил экспресс-информацию у ольфакторного анализатора. На экранчике анализатора сразу появились слова: «Сперва избавься от этой гадости, schmuck! А уж после я скажу тебе, что это такое». И только перенаправив зловредные пары в свою персональную черную минидыру, которая их бесследно поглотила (Смедли всегда на всякий случай держал эту дыру под рукой), он получил наконец искомый ответ.
«Дыши спокойно, детка, — сказал анализатор. — Ты
— Уупс! И снова уупс! — сказал Смедли Фейвершем, теперь припоминая, что в одном из выдвижных ящиков по левому борту шранка действительно находился химический пузырек с притертой пробкой и остатками прозрачной жидкости. Очевидно, этот пузырек уменьшался не так быстро, как шранк, и был раздавлен вместе со своим содержимым.
12
Синильная кислота. То же самое сообщил Смедли профессор Шрёдингер, но только по-немецки.
Да, но что же тогда приключилось с Тибблсом?!
Смедли двинулся было к шранку, но Шрёдингер внезапно схватил его за руку и остановил.
— Ты не ответил на мой вопрос! Wo ist der Kater?.
He иначе как программная поддержка субтитров Смедли тоже малость надышалась и стала глючить, но голос Шрёдингера странным образом блуждал между немецкой речью с австрийским акцентом и безупречным английским переводом.
— Э-э-э… ваш кот? Вы имеете в виду Тибблса? — промямлил Смедли, потихоньку отступая в сторону шранка. — Видите ли… он перенес сильное потрясение, и поэтому…
— Ты сделал то, что я просил тебя сделать? Или нет? — спросил Эрвин Шрёдингер весьма неприятным голосом и грозно выпрямился перед Смедли во весь свой рост в 5 футов и 6 дюймов.
— Кто, я?.. Разумеется, — поспешно проговорил Смедли Фейвершем.
— Я никогда ни в чем не отказывал будущим Нобелевским лауреатам…
— Когда я оставил тебя присмотреть за домом, — не слушая, продолжал профессор, — то особо подчеркнул, что ты обязан позаботиться об этом коте! Естественно, ведь мы цивилизованные люди, я не видел необходимости выражаться с грубой прямотой…
Нечто в его голосе внезапно побудило Смедли Фейвершема срочно перемотать назад свои субтитры. И он заново прослушал распоряжения касательно Тибблса, но только теперь активировав эвфемистическую опцию.
— О, теперь-то я понимаю… — кивнул Смедли сам себе (он произнес эти слова между квантовыми инкрементами потока времени, чтобы Шрёдингер не мог его услышать). — Когда профессор велел мне позаботиться о Тибблсе его супруги… он намекал, что я должен разобраться с этим котом! Фигурально выражаясь, пихал меня в бок и подмигивал, ну а я так ничего и не понял. Откуда мне было знать, в самом деле, что профессор ненавидит это маленькое мерзкое создание… кота, понятно, а не свою жену… и втайне надеется, что я как-нибудь прикончу Тибблса, совершенно случайно и с заранее обдуманным намерением, пока он сам и его жена находятся в отъезде? Нет, прежде я даже вообразить не мог, что будущий Нобелевский лауреат способен на такое…
— Ну?! Я все еще жду ответа! — продолжал между тем профессор Шрёдингер со все возрастающей настойчивостью. — Ты позаботился о Тибблсе так, как я тебя просил, или нет?
Смедли Фейвершем посмотрел на двухдверный деревянный кабинет, который содержал в себе кота, то ли живого, то ли мертвого, совершенно непонятно. Изнутри шранка по-прежнему не доносилось ни единого звука, что указывало, скорее, на второй вариант.
— Беру назад свое последнее «уупс», — пробормотал Смедли Фейвершем за пределами потока времени. — Если Шрёдингер действительно хотел избавиться от кота, то почему бы мне не выдать несчастный случай за преднамеренное деяние?
Смодулировав поток времени так, чтобы физик снова мог его услышать, Смедли слегка кашлянул, прочистив горло, и начал торжественную речь:
— Herr Professor, мне доставляет истинное удовольствие сообщить вам, что Тибблс…
— Нет, сначала я расскажу свою хорошую новость! — перебил Эрвин Шрёдингер, на лице которого вдруг проступило выражение глуповатого блаженства. — Моя дорогая жена Анни наконец вернулась ко мне! В небольшой ссоре мы были из-за этого кота Тибблса, так как он царапает мебель и воняет. Но теперь, когда я вижу, что моя Анна-Мария все равно любит меня, невзирая на все мои многочисленные недостатки, мне тоже следует относиться к коту не так строго. В конце концов, Тибблс делает мою жену счастливой, а драгоценная Анни делает счастливым меня! — Потом блаженная улыбка профессора увяла, и он, нахмурившись, уставился на Смедли. — А теперь скажи мне, наконец: что случилось с котом?!
— Я бы вернул свое «уупс» обратно, да только не знаю, куда теперь его вставить! — пробормотал Смедли вне потока времени, не понимая, как следует поступить. Эрвин Шрёдингер и его Анна-Мария помирились, и это прекрасно. Однако Смедли не имел никакого представления, то ли профессор искренне желает видеть Тибблса живым и здоровым, то ли, как любящий муж, согласен лишь терпеть его ради любимой жены.
Если верно второе, то известие о смерти кота втайне обрадует Шрёдингера, что бы он там вслух ни говорил. А Смедли Фейвершем, сыгравший роль роковой судьбы Тибблса, получит полное расположение довольного физика!
Но если допустить, что верно первое, и Шрёдингер собирается холить и лелеять Тибблса своей обожаемой супруги… То разразится настоящий ад, когда профессор выяснит, что это Смедли Фейвершем устроил котику kaputt.
Итак, в одном варианте Смедли Фейвершем был пан, в другом — окончательно пропал, и все зависело от того, в каком состоянии физик предпочитает увидеть Тибблса — живым или мертвым, а этого Смедли никак не мог определить.
Но что если кот остался в живых?..
Дверцы деревянного кабинета были по-прежнему закрыты, но Смедли припомнил, что кот и пузырек с синильной кислотой находились по разные стороны вертикальной перегородки. Тибблс сидел в помойном ведре справа, а пузырек лежал в выдвижном ящике слева. Поэтому, когда пузырек был раздавлен и синильная кислота превратилась в летучие ядовитые парь;, этот ящик, перегородка и помойное ведро недурно сыграли роль частичных буферов. Словом, как быстро прикинул Смедли, существовала достаточно большая вероятность, что Тибблс вдохнул такое количество вредных испарений, чтобы временно утратить свое кошачье сознание, но не жизнь.