Журнал «Если», 2002 № 10
Шрифт:
— Что-то мне не хочется, знаешь ли, отвечать на этот вопрос, — пожал плечами Уитвер.
— Знаю, — спокойно кивнул Андертон. — Пойдет, куда он денется. Как миленький! Все, что я вижу сейчас, Эд Уитвер, просто до боли соответствует тем данным, которые я только что нарыл в «обезьяннике»… Мы сами, собственноручно, загнали себя в угол. А из него только один выход, нравится он нам или нет.
Андертон улыбнулся Уитверу, и в глазах его загорелся металлический блеск.
— Что ты задумал?! — спросил молодой человек с содроганием.
— Ты сам удивишься, как мы раньше до этого
— Но ведь официальная информация неверна? — изумился Уитвер. — Это будущее уже изменилось!
— И тем не менее… Я все еще могу это сделать, — сказал ему Андертон. — Ты помнишь, чем карается убийство первой степени?
— Пожизненным заключением?
— Самое малое. Но если ты ловко подергаешь за ниточки, пожизненное заключение можно заменить пожизненной ссылкой. На одну из самых дальних планет-колоний, на старый добрый фронтир!
— Ты действительно хочешь улететь с Земли?
— Не особенно, но это меньшее из двух зол, — усмехнулся Андертон. — И ты должен постараться, Эд Уитвер.
— Я не понимаю, каким образом ты сможешь убить Каплана.
Андертон сунул руку в карман и не без шика предъявил своему преемнику устрашающее армейское оружие Флеминга.
— А вот этим и воспользуюсь.
— И тебя не остановят?
— Конечно, нет. Им такое и голову не придет. Ведь у Каплана есть веское доказательство того, что я изменил свое смертоубийственное намерение.
— Но тогда получается, что рапорт Джерри неверен?
— Ничего подобного! Он абсолютно верен, но это не помешает мне убить Каплана.
Андертон еще никого никогда не убивал. И даже никогда не видел, как убивают. Последние тридцать лет он был комиссаром полиции, но убийство как реальное преступление уже не существовало. Просто такого не случалось, вот и все. Теперь Андертон сидел в полицейской машине, припаркованной в полуквартале от митинга, и внимательно осматривал мощный армейский пистолет, доставшийся ему от Флеминга. Пистолет, насколько он мог судить, был в полном порядке.
Он не испытывал ни сомнений, ни колебаний. Он твердо знал, что произойдет в ближайшие полчаса. Взяв пистолет, Андертон отворил дверцу автомобиля и устало вышел из машины на улицу.
Никто не обратил на него внимания. Множество людей пыталось протолкнуться вперед, поближе к сборищу, чтобы хоть что-нибудь услышать. По периметру площади, очищенной от толпы, стояли люди в полевой армейской форме в сопровождении нескольких танков и бронетранспортеров.
Солдаты соорудили для выступлений металлическую эстраду с узкой лесенкой. За эстрадой на шесте развевалось огромное знамя с эмблемой ОАЗА — символом объединенных сил, которые выиграли войну. Благодаря странной коррозии исторической памяти, Лига ветеранов ОАЗА объединяла офицеров обеих враждовавших сторон. Но генерал — он всегда и везде генерал.
В первых рядах временных трибун, сколоченных из струганых досок, восседал высший цвет командования ОАЗА; за ними сидели отставные
На металлической эстраде, приподнятой над простыми трибунами, расположились почетные представители Лиги ветеранов; их суровые лица и каменные позы выдавали напряженное ожидание. По углам площади ютились почти незаметные полицейские патрули, долженствующие поддерживать порядок. В действительности это были опытные наблюдатели, поднаторевшие в сборе обрывочной информации. Если порядок на площади и нуждался в какой-либо поддержке, то армия сама справлялась с этим делом.
Вокруг шеренги оцепления скопилась плотная, глухо жужжащая толпа, которая поглотила Андертона, когда он начал протискиваться к армейским трибунам. Над толпой витало чувство напряженного предвкушения, словно бы она ощущала коллективным нутром, что здесь непременно произойдет нечто неожиданное. Наконец он прорвался к деревянным рядам, обошел их по краю и приблизился к кучке высокопоставленных военных, горделиво стоящих на краю металлической эстрады.
Среди них был Каплан.
Но только это был генералКаплан.
Очки без оправы, золотые часы луковицей, серебряная трость, консервативный деловой костюм с жилетом — ничего этого больше не осталось. Для такого торжественного случая генерал стряхнул нафталин с формы старого образца. Прямой и статный, с неистребимой военной выправкой, он стоял в окружении своих прежних соратников из Генерального штаба. Он надел все свои ордена и медали, свои парадные лакированные ботинки, свой декоративный раззолоченный кортик, свою щегольскую генеральскую фуражку с золотой кокардой и целлулоидным козырьком. Просто удивительно, как преображается лысый пожилой мужчина, надев мундир с золочеными генеральскими погонами и фуражку с кокардой и надвинутым на лоб козырьком.
Заметив Андертона, Каплан вышел из своей группы, спустился по лесенке и подошел к нему. На его подвижном сухом лице появилась улыбка, свидетельствующая, что генерал Каплан необычайно рад увидеть комиссара полиции.
— Какой сюрприз, — сказал он Андертону, энергично пожимая ему руку. — У меня создалось впечатление, что вас уже арестовал новый комиссар.
— Нет, я по-прежнему на свободе, — просветил его Андертон, отвечая на генеральское рукопожатие. — Комиссар Уитвер в конце концов познакомился с нужной записью. — Он указал на пакет, который Каплан держал в левой руке, и честно посмотрел в глаза генералу.
Несмотря на некоторую нервозность, в целом Каплан пребывал в прекрасном расположении духа.
— Это великое событие для армии, — объявил он. — Думаю, вас порадует, что я намерен оповестить общественность о несправедливости обвинения, выдвинутого против вас.
— Я рад, — спокойно сказал Андертон.
— Вас обвинили незаконно, и это факт. — Каплан испытующе взглянул на Андертона, пытаясь понять, что он знает и чего не знает.
— Флеминг должен был поближе познакомить вас с ситуацией. Это ему удалось?