Журнал «Если», 2002 № 10
Шрифт:
И думать об этом было не столько страшно, сколько неприятно.
Но те, кто успокаивал нас, оказались правы. Мы стартовали от Старгейта-1, провели несколько корректировок курса, а потом просто падали в течение часа или около того.
Потом прозвенел тревожный звонок, и двойная тяжесть вдавила нас в амортизационные подушки. Корабль начал тормозить — мы находились на вражеской территории.
Мы тормозили при двух «жэ» почти девять дней, когда произошло первое столкновение. Мы очень страдали, лежа в наших амортизирующих креслах, поэтому мало кто из нас обратил
— Внимание всему экипажу! Говорит капитан… — Первый пилот «Надежды» Куинсана был всего лишь лейтенантом, но на борту крейсера, где ему подчинялись все, включая капитана Стотта, он имел право называть себя капитаном. — Кстати, «окорока» [6] из багажного отсека тоже могут послушать…
Мы только что атаковали противника двумя пятидесятибеватонными тахионными торпедами и уничтожили как вражеский корабль, так и неопознанный объект, который был запущен в нашу сторону примерно тремя микросекундами раньше.
6
«Окорока», «шкварки» — прозвище американских солдат во Вьетнаме.
Противник преследовал нас на протяжении последних ста семидесяти девяти часов по корабельному времени. Во время атаки вражеский корабль двигался со скоростью чуть большей, чем половина скорости света относительно Алефа Возничего, и находился на расстоянии всего около тридцати астрономических единиц от «Надежды Земли». Относительно нас противник двигался со скоростью равной 0,47 световой, так что меньше чем через девять часов мы непременно совпали бы в пространстве-времени… — (Столкнулись бы — поняли все.) — Обе торпеды были запущены в семь часов девятнадцать минут по бортовому времени и уничтожили противника в пятнадцать-сорок. Обе тахионные боеголовки сдетонировали на расстоянии не больше тысячи километров от целей.
Насколько эффективными оказались запущенные с «Надежды» ракеты, можно было судить хотя бы по тому, что они приводились в движение при помощи замедленной тахионной реакции. Иными словами, их двигатели представляли те же тахионные бомбы, контролируемые специальным замедляющим устройством. Ускоряясь с постоянной перегрузкой в сто «жэ», они разгонялись до релятивистских скоростей и детонировали, когда вблизи оказывалась какая-либо масса — в данном случае, это была масса корабля тауранцев.
— …Мы не ожидаем повторения атаки со стороны других кораблей противника, — продолжал тем временем капитан. — Через пять часов наша скорость относительно объекта Алеф будет равна нулю, после чего мы развернемся в обратную сторону. Возвращение займет семьдесят два дня…
В ответ послышались разочарованные стоны и приглушенные проклятия. Разумеется, мы не услышали ничего нового, но никому не хотелось лишний раз вспоминать о неприятном.
Прошел еще месяц, прежде чем мы воочию увидели планету, которую нам предстояло атаковать. Странно было ощущать себя пришельцем из космоса, но факт оставался фактом: чтобы защитить Землю, нам предстояло выступить именно в этой роли, так как, по большому счету, на этой
Планета представляла собой ослепительно-белый полумесяц, плывший в космосе на расстоянии двух астрономических единиц от Ипсилона. Когда до нее оставалось около пятидесяти астрономических единиц, капитан вычислил примерное местоположение вражеской базы, и «Надежда» легла на новый курс, держась так, чтобы от тауранцев нас заслоняла вся масса планеты. Это, однако, не означало, что мы приближались незаметно. Противник предпринял три атаки, которые нам удалось отбить — и все же под прикрытием планеты мы чувствовали себя в большей безопасности. Впрочем, к нашей роте это относилось лишь до той поры, покуда мы оставались на борту. После высадки на поверхность планеты в безопасности мог себя чувствовать только экипаж «Надежды» — отнюдь не мы.
Планета вращалась относительно медленно — продолжительность местных суток составляла десять с половиной земных, — и поэтому точка зависания «Надежды» находилась от базы в ста пятидесяти тысячах километров по прямой. Имея между собой и противником шестьдесят тысяч километров горных пород и девяносто тысяч километров космического пространства, флотские могли чувствовать себя достаточно уверенно, но для нас это означало почти секундную задержку связи между нами и бортовым тактическим компьютером. За время, пока нейтринный луч полз сначала туда, а затем обратно, человек на поверхности мог погибнуть раз десять.
Наши приказы — довольно обтекаемые и расплывчатые — предписывали атаковать и захватить вражескую базу, стараясь при этом повредить минимум оборудования и техники чужаков. Нам также было приказано захватить живым по крайней мере одного тауранца, однако ни при каких обстоятельствах мы не должны были попадать в плен сами. Впрочем, в данном случае решение зависело не от нас. Тактический компьютер посылал кодированный импульс, и крупинка плутония в силовой установке скафандра начинала самопроизвольно расщепляться. А одной тысячной ее мощности было достаточно, чтобы человек и скафандр превратились в быстро расширяющееся облако высокотемпературной плазмы.
Нас разместили в шести разведывательных кораблях, — по одному отделению из двенадцати человек в каждом, — и мы стартовали к планете с перегрузкой в восемь «жэ». Каждый корабль двигался по своей собственной, тщательно рассчитанной «случайной» траектории и должен был сесть в точке рандеву в ста восьми километрах от вражеской базы. Одновременно с нами запустили четырнадцать автоматических беспилотных кораблей, единственным назначением которых было сбивать с толку противовоздушные оборонительные системы тауранцев.
Посадка прошла почти идеально. Только один корабль получил незначительные повреждения — взрывом у него сорвало порядочный кусок абляционной обшивки, однако разведчик не только благополучно сел, но и был в состоянии вернуться на «Надежду» при условии, если он не начнет слишком разгоняться в атмосфере.
Корабль, в котором находился я, спускался по зигзагообразной траектории и оказался в точке рандеву первым. Все прошло как по маслу; единственная подстерегавшая нас неприятная неожиданность заключалась в том, что пункт встречи оказался на глубине четырех километров под водой.