Журнал «Если», 2004 № 05
Шрифт:
— Одного не пойму: как вы догадались? — прошипел Жлоб.
Фрэнки с благодарностью взглянул на меня. Вот за что я люблю босса, так это за справедливость! Он выдохнул струйку голубого дыма, посмотрел на плавящийся прибор и кивнул мне:
— Расскажи ему, Мик.
— Еще там, на набережной, я заметил мерцание. Было похоже на кинопроектор. Ну и попросил кое-кого разузнать, что бы это могло значить… Словом, мы вышли на школу этого доходяги, — я кивнул на спичечного человека, — и узнали, над чем они работают.
— Город мой! — прорычал Жлоб. — Сейчас здесь будут мои
Где-то вдалеке завыла серена.
— Не думаю, — возразил я. — Скоро здесь будут совсем другие люди. Наш с тобой разговор слушали не только они, — я кивнул на Потрошителя, Рисковую и Моцарта. — Он прямиком передавался на компьютер фэбээровцев.
Вообще-то идея принадлежала Джуд, и я был очень рад, что она пришла ей в голову. Приятно, черт побери, когда твоя женщина знает столько всякой всячины не только в постели…
Рожа у Жлоба налилась кровью, и он попытался было выскользнуть из объятий Крюгера, но тот снова сжал пальчики, и малыш Жлобби затих.
— А насчет Мика ты оказался прав, — заметил Фрэнки, надевая шляпу. — Он и впрямь чертовски смышленый парень. Нипочем бы нам тебя не достать, если бы не он.
Сказав это, он вышел, а вместе с ним и трое мафиози.
Фрэнки предложил мне взять отпуск, но я сказал ему честно, что мне, похоже, пора завязывать. Конечно, хочется верить, что Жлоб проник в суть вещей: Большой Босс понимает, бизнес есть бизнес. Но после всех этих привидений, духов и всего прочего я стал задумываться о себе, о жизни и вообще…
Так что в субботу я снова зашел за Джуд. А в воскресенье — в церковь. И в понедельник. А во вторник вечером мы отправились на ранчо, которое досталось ей от отца. Это в Вайоминге, и Джуд говорит, там такое огромное небо, что в ясную погоду можно увидеть Марс. Похоже, неплохое местечко для того, кто хочет быть в ладах с Большим Боссом. Понимаете, о чем я?
Может, и правда, жизнь — это просто бизнес. А может, бизнес — это люди, с которыми ты работаешь. Я, конечно, люблю Фрэнки, как брата, но пора уже позаботиться и о себе. Так что сейчас я сижу в машине рядом с Джуд и мчусь в будущее.
Такие вот дела.
Алек Невала-Ли
INVERSUS
Первое загадочное явление произошло примерно около полуночи. Хэммонд как раз печатал, вернее, импровизировал за клавиатурой, только чтобы заполнить пустое пространство, свернувшееся белесым пятном вокруг каретки старомодной машинки с еврейским шрифтом. Под громкий треск клавиш каретка проворно скользила слева направо. В зеркале, блестевшем над письменным столом, отражался циферблат
Снизу донесся глухой стук, пришедшийся как раз между двумя ударами по клавишам, словно единственная диссонирующая нота, вклинившаяся в сухую трескучую мелодию. Хэммонд едва заметил посторонний звук, но он все же отложился в его сознании, оставив легкую неловкость.
Поэтому он перестал печатать и прислушался. Пространство дома, теплое и темное, окутывало Хэммонда; дождь пытался пробиться сквозь крышу и, звеня, скатывался по стокам, насыщая влагой воздух, переполненный грозовым электричеством.
Он почти успел убедить себя, что все это ему послышалось, когда внизу снова что-то грохнуло, на этот раз громче, и продолжалось дольше, словно кто-то спустил с лестницы целый сервиз вкупе со столовым серебром.
Хэммонд с сильно заколотившимся сердцем встал, схватил лежавший на столе конверт из оберточной бумаги, сунул рукопись под мышку и оглянулся на дверь спальни. Она была приоткрыта!
Хэммонд нерешительно помялся на месте, прислушиваясь к разгулу грозы. Внизу все стихло.
«Проклятый дом чересчур велик для меня. Слишком пусто, слишком одиноко».
Правда, во время работы ему обычно удавалось убедить себя, что одиночество — штука хорошая.
Но не в такие ночи.
Хэммонд сунул ноги в туфли и открыл дверь спальни. Внизу, в ночных тенях, снова возобновился шум, правда, на этот раз потише: легкое царапанье, бренчание, слабый звон металла о металл.
Хэммонд стал спускаться вниз. Ступеньки поскрипывали под тяжелыми шагами. У подножия лестницы он ощупью поискал выключатель. Наверху вспыхнули светильники, безжалостно обнажив старую мебель и телевизор, собиравший пыль в углу.
Втайне Хэммонд надеялся, что при свете шум прекратится.
Не прекратился.
Звуки раздавались из кухни. Хэммонд набрал в грудь воздуха и огляделся в поисках оружия, но, отдавая дань условностям, взял из камина кочергу. Кухонная дверь оказалась закрытой. В щелочке между дверью и косяком зияла темнота. Негромкое царапанье стало казаться почему-то почти привычным.
Хэммонд вскинул кочергу и хотел было толкнуть дверь, но сообразил, что до сих пор держит рукопись. Перехватив конверт поудобнее, он распахнул кочергой дверь.
Все та же темнота. И царапанье.
Хэммонд ступил через порог и зажег свет.
Большая стопка тарелок упала со стола на пол. Осколки фарфора усеяли линолеум, хрустя под ногами.
Хэммонд замер и огляделся.
По столу ползла винная бутылка. Упорно кралась вперед: изящное горлышко выступало змеиной головкой, извиваясь, подобно дождевому червяку. Хэммонд вполне мог прочесть этикетку на бутылке, мог даже увидеть свое отражение в гладком изгибе зеленого стекла, пока бутылка упорно продвигалась к раковине, едва слышно царапая кафель. Потом она вдруг замерла, словно отдыхая, и скользнула вперед дюймов на шесть. И опять остановилась.