Журнал «Если», 2005 № 11
Шрифт:
Однако юная леди заупрямилась, намекая, что Шиповник кое-что ей должен. Мы поднялись на лифте, немного подождали, пока челядь исполняла ритуал допуска к высшему лицу Дома. Следовало предположить, что после Полыни народ будет спать без задних ног, но эльфы встают рано.
Дверь отворилась, язычки замков втянулись в косяк, как когти в лапу, из комнаты пахнуло кофе. Горел только средний свет: торшер и пара светильников по углам. Высокий светловолосый эльф, поднявшийся навстречу, был одет в темные брюки, кремовую водолазку и домашний блейзер из тартана родовых цветов: почти
За одним исключением. Это был совершенно другой эльф. Не тот, что отправлял нас за Люцием в Полынь. И этот, новый (Марджори приветствовала его, назвав Гракхом), сидел не один. В кресле под торшером приютилось небесное созданье с точеными щиколотками и губками бантиком. Мардж, помню, еще посмотрела на нее с недоверчивым изумлением, будто спросила: неужто ты сделала это?… Та ответила вызывающим взглядом: и что? Наше дело! За этим вызовом таился испуг, и воздух в бывших частных покоях лорда Кассиаса был невыносимо тяжел от необходимости соблюсти этикет, сделав вид, что все свершилось своим чередом и Полынь здесь ни при чем. Нам как будто даже обрадовались, словно мы разбавили собой эту тягость. Опять же, как еще бессмертным эльфам законным образом обеспечивать смену династий?
— Все обязательства прежнего лорда Шиповника будут исполнены, — объявил нам новый лорд. — И мои собственные — тоже. Миссис Бедфорд, вы сделали все, что смогли, и вернули Люция целым и невредимым. В рамках нашего уговора я тоже сделаю, что смогу. Мистер Альбин… мы переговорим позже. Господа, я всех благодарю. Мы еще увидимся.
Этим закончилась Полынь, и мы наконец отправились по домам.
Олег Дивов
Рыцарь и разбойник
Это даже не засада была.
Просто вышли из-за деревьев человек десять — лениво, не спеша. И встали поперек дороги. Кто опершись на рогатину, кто с дубиной на плече; а у которых были мечи, даже не взялись за рукояти.
И правда, чего суетиться. Все равно лучники, засевшие в подлеске, держат на прицеле редкую для здешней глухомани добычу — одинокого всадника. Пусть теперь она, добыча, себя объяснит. Всадник остановил коня и плавным, неопасным движением поднял руку с растопыренной пятерней. Из-под рукава показался широкий пластинчатый браслет. Те разбойники, что с мечами, увидев браслет, мигом посерьезнели. Кое-кто даже подался назад, за спины товарищей.
— Имя — Эгберт, — сказал всадник негромко, но отчетливо. — Мне нужен Диннеран.
Шайка начала переглядываться. Вперед протолкался мужчина средних лет с неуместным в лесу чисто выбритым лицом.
— И зачем вам понадобился старина Дин? — спросил он почти весело. — Совесть замучила? Решили умереть героем? Бросьте. Если жизнь надоела, так и скажите. Мы вас прикончим совершенно безболезненно, чик — и готово.
Всадник молча смотрел на бритого. Тот вдруг засмущался и отвел взгляд.
— Ладно, ладно! Давайте слезайте, поговорим. У вас,
— Да он все равно теперь не жилец, — буркнул один из мечников. — Это же Эгберт. Тот самый. Спрашивается, зачем добру пропадать?
Всадник и на него посмотрел. Спокойно, изучающе.
— Тихо! — прикрикнул бритый. — Нашелся тоже… Философ. Эй, сударь, вы-то чего расселись? Парни, коня примите. Осторожно, не напугайте его. Скотина не деревенская, боевая, голову откусит.
— Коня не трогать, — сухо распорядился всадник, и тянущиеся к поводьям руки послушно отдернулись.
— Тоже правильно, — легко согласился бритый, глядя, как всадник спешивается. — Нам бояться совершенно нечего, вам бояться уже нечего, все довольны, жизнь прекрасна… Так, друзья мои, я попросил бы вас разойтись по местам, а мы с сударем прогуляемся и немного посекретничаем. Кому что не ясно? Я выслушал пять слов нашего э-э… гостя и принял решение сначала поговорить. Кто там рыло скособочил? Ну-ка, дай ему подзатыльника! Совсем распустились… Пойдемте, сударь.
Шайка, недовольно ворча, полезла обратно за деревья. Бритый разбойник зашагал по дороге в глубь леса. Всадник двинулся за ним, ведя коня в поводу.
— Вы ведь другой Эгберт, правда? — спросил разбойник, не оборачиваясь.
Всадник промолчал.
— Ага, — разбойник сам себе кивнул. — Значит, вы — сын. Простите, не сразу догадался. Мы тут, в лесу, видите ли, слегка одичали. Не следим за перестановками при дворе. Да и новости доходят с большим опозданием.
Всадник остановился.
Разбойник тоже встал и повернулся к всаднику лицом.
— Вы плохо выглядите, — сказал он. — Настолько плохо, что я едва не принял вас за вашего героического папашу. Который, судя по всему, избавил королевство и мир от своего геройского присутствия.
Всадник на мгновение закрыл глаза. Потом открыл.
— Понимаю, — кивнул разбойник. — Но и вы меня поймите. Окажись тут ваш отец, мне было бы трудно соблюсти «правило пяти слов». Вам повезло, что я засомневался: тот — не тот… Того Эгберта я бы, наверное, приказал убить на месте… Слушайте, а сколько вам лет?
Всадник закусил губу. Его конь тяжело переступил с ноги на ногу.
— Чего вы так на меня уставились оба? — насторожился разбойник.
— Время уходит, — процедил всадник.
— Вам не терпится увидеть Дина и сдохнуть?
— Мне надо поговорить с ним как можно скорее.
— Да что у вас стряслось?!
— Младший при смерти. Белая лихорадка.
— И… — разбойник нахмурился. — А вы-то тут при чем? Какое вам дело до сына этого чудовища, нашего драгоценного короля?
Всадник тяжело вздохнул.
— Да, король — чудовище! — гордо провозгласил разбойник. — Да, я это утверждаю. Теперь казните меня, негодяя. Вам, господину, положено. Указ такой. Ага?! Нет, это что за безобразие — вы требуете от простого грабителя соблюдения «правила пяти слов», придуманного непонятно кем в незапамятные времена! А я вот настаиваю, чтобы в отношении меня господин исполнил свеженький указ! Королем подписанный, оглашенный на всех площадях — и?…