Журнал «Если», 2005 № 11
Шрифт:
— Вы говорите о вызове, о поединке?! — ахнула Бианта, забыв, что десятки людей жадно слушают разговор, от которого зависели их судьбы и судьба Эвергарда. — Что ж, пожалуй, это шанс… У Императора тоже есть свои понятия о чести, как бы странно это ни казалось нам, людям. Он лишился одного из своих поединщиков. Вряд ли теперь он откажется от возможности расквитаться с изменником.
Был ли подобный вызов во время Вечерней войны? Ни в балладах, ни в исторических хрониках ни о чем таком не упоминалось, но Бианте это не казалось важным. В конце концов, почему они должны жить в соответствии с тем, что было написано и спето много лет назад? Их судьба в их руках. Они напишут новую песню, пусть даже каждая буква в ней будет начертана
Лорд Вьетрэ кивнул. В словах Бианты был определенный смысл, к тому же она когда-то жила во дворце Императора и, следовательно, знала, что говорила. Расстегнув перевязь с волшебным мечом, он протянул его Мартину.
— Возьми, — сказал он.
Бианта замерла. Если она все-таки ошиблась, решение лорда могло иметь роковые последствия. Магический клинок в руках предателя… Не этого ли добивался Император? Вместе с тем она понимала, что выбора у них просто нет. Чтобы воспользоваться содержавшимися в Пророчестве туманными возможностями, приходилось идти на риск.
Мартин побледнел.
— Я… я не могу, — запинаясь, проговорил он. — Ведь я даже не знаю, кто будет преемником… Я не имею права!
Бианта вспомнила, что лорд Вьетрэ действительно так и не определил, кто и в каком порядке будет претендовать на трон Эвергарда в случае его смерти. Потом она бросила взгляд на ворота замка, от которых осталось лишь несколько щепок и перекрученных, ржавых полос железа, которыми они когда-то были окованы. Перед воротами собралась группа солдат под командованием молодого капитана дворцовой стражи — праправнука лорда Мьере. В мрачном молчании солдаты ожидали неизбежного штурма.
— Я даю тебе это право сейчас! — возвысив голос, сказал лорд Вьетрэ. — Не время сомневаться и раздумывать. Бери меч и сражайся!
Решительным движением Мартин взял в руки магический меч. Крепко сжав рукоять, он вынул Фидор из ножен, и прозрачный клинок мягко замерцал.
— Я сожалею о том, что сделал когда-то, — прошептал Мартин, повернувшись к Бианте. — И хотя сделанного не воротишь, все это — в прошлом. Помоги мне сейчас!..
— Торопись! — ответила она, пытаясь мысленно представить положение на поле боя. — Император хочет отнять наш дом и наши жизни. Ты должен остановить его! — Поднявшись на цыпочки, Бианта поцеловала Мартина в лоб. Это было и материнское благословение, и материнская ласка — первая за много-много лет. Одновременно она вызвала в памяти все известные ей защищающие заклятия и, несмотря на усталость, сплела их вокруг сына в прочный панцирь.
— Ступай, — снова сказала она. — Да пребудет с тобой мое благословение. — «И пожалуйста, возвращайся!» — прибавила она мысленно. Однажды Бианта едва не потеряла сына, и ей не хотелось, чтобы это случилось вновь.
— И мое!.. — эхом повторил старый лорд.
Мартин почтительно склонил голову, потом повернулся и рысцой бросился к воротам. Бианту трясло, как в лихорадке, но она постаралась собраться с силами, чтобы нанести демонам еще один магический удар и попытаться склонить Пророчество в пользу защитников Эвергарда. Впрочем, она сомневалась, что у нее что-нибудь получится: в эти минуты она чувствовала себя не больше чем рисунком в старинной книге, сделанном выцветшими чернилами на пожелтевшем, ломком пергаменте.
Тем временем Мартин приблизился к группе собравшихся возле ворот солдат и обменялся несколькими словами с капитаном стражников. По-видимому, тот был озадачен, увидев руках Мартина магический меч своего лорда, но Вьетрэ сделал ему знак рукой, давая понять, что все в порядке. Капитан отдал короткий приказ, и солдаты расступились, пропуская Мартина к воротам, за которыми уже ждали Император и его одетая в черно-красно-золотые камзолы гвардия, перестроившаяся из каре в колонну и готовая ворваться в замок.
— Изменник! — негромко сказал Император, увидев вышедшего ему навстречу Мартина. Как всегда, его голос не выражал никаких чувств, кроме холодной насмешки, и звучал так тихо, что и демонам, и людям приходилось напрягать слух, чтобы расслышать хоть слово. — Ты действительно думаешь, что эвергардский клинок способен тебя защитить?
Вместо ответа Мартин сделал выпад мечом. Сверкающий клинок рассек воздух в непосредственной близости от горла Императора, где под полупрозрачной кожей виднелись набухшие, янтарно-золотистые вены. Защищаясь от удара, Император взмахнул скипетром, а его телохранители, подняв оружие, бросились на Мартина. Воины Эвергарда, в свою очередь, выдвинулись из ворот, чтобы защитить своего бойца. Глядя на них, Бианта с трудом подавила истерический смешок: солдаты обеих сторон двигались так четко и слаженно, что со стороны это напоминало балетный номер.
У ворот закипел бой. Бианта, с замирающим сердцем следившая за развитием событий, скоро поняла, почему Император выбрал своим поединщиком ее сына. Он был быстр, как змея, и могуч, как лев. Атаковавшие его гвардейцы-телохранители не могли не видеть грозивших им смертью выпадов Мартина, но им не хватало ни силы, ни скорости, чтобы их парировать. Вокруг Мартина начало образовываться свободное пространство. Казалось, что гвардейцы вот-вот дрогнут под яростным натиском воинов Эвергарда.
Но Бианта этого почти не замечала. Все ее внимание было приковано к Императору, который сражался плечом к плечу со своими воинами. Вот он в очередной раз взмахнул своим смертоносным жезлом, и Бианта невольно ахнула. Со стороны могло показаться, будто он метит в голову одному из эвергардцев, который только что свалил ударом меча рослого демона-гвардейца, но Бианта ясно видела, что стоит Императору немного повернуть кисть, и его жезл коснется Мартина. Просто коснется, но этого хватит, чтобы ее сын — каким бы могучим бойцом он ни был — лишился сил и стал беспомощен, как дряхлый столетний старец.
— Мартин! Берегись!!! — крикнула Бианта. Он был единственным, что осталось у нее от прежней жизни, от семьи, от человека с большими ласковыми руками, который любил ее настолько сильно, насколько позволяли ему установления и правила дворцового этикета. Император отнял у нее все и теперь хотел забрать последнее…
В эти краткие секунды паника придала ее мыслям невероятную быстроту; страх за сына подстегнул интуицию и помог Бианте подняться над строгими матемагическими формулами, путаными теоремами и сложными доказательствами. Словно высвеченное вспышкой молнии, в мозгу Бианты возникло короткое уравнение-заклинание, лежащее в основе всех законов симметрии. Проверять его не было времени, да Бианта в этом и не нуждалась — она знала, что не ошиблась, и применила его, не колеблясь.
В какие-то доли мгновения — настолько краткие, что и представить себе невозможно — выпад Императора стал атакой Мартина. Сверкнув всеми цветами радуги, хрустальный меч Фидор поразил цель, а магический скипетр дрогнул и опустился, никого не задев. Золотая кровь Императора фонтаном хлынула на красно-зеленый камзол Мартина, и владыка демонов грузно осел на землю.
«Прости меня за все, Мартин…» — успела подумать Бианта и потеряла сознание.
Менестрели, пережившие осаду Эвергарда, сложили песнь о смерти и отчаянии, о последней битве между Императором демонов и тем, кто стал теперь преемником старого лорда Вьетрэ на троне Пограничья. Каждый раз, когда Бианта слышала ее, она заново оплакивала гибель многих и многих защитников Эвергарда, среди которых был и молодой капитан, праправнук лорда Мьере. Новая песня была очень красива, но теперь Бианта знала, что за каждой легендой или балладой стоит подчас много больше того, что способна вместить память самых лучших странствующих певцов. Например, в новой песне ни слова не говорилось ни о ней, ни о ее сыне или муже.