Журнал «Если», 2006 № 09
Шрифт:
— И тем не менее, — с горечью произнес Ларион, — он сидит там, а мы мокнем здесь.
— Вот именно — мы. Я могла жить на развалинах, но оставаться рядом с этим нуворишем — выше моих сил. И я ушла с вами. У вас нет родословной, но есть благородство и честь, а это важнее. А без меня, я это говорила, дом стоять не будет. Смотрите… — Ольга Юрьевна подалась вперед, указывая в дождливую темноту, — вон там, под берегом, прежде били родники. Криница была обустроена, берег камушками цветными выложен. Потому и колодца при усадьбе не копали. Когда усадьба сгорела, обломки и часть фундамента обрушились в криницу и засыпали
Август, поздний вечер, дождь… что там можно разглядеть? Но недаром Лариону достались зоркие дедовы глаза. Нет родословной, но есть род. Ларион видел происходящее как на собственной ладони. Вздувшийся ручей, оплывающие пласты глины и песка… бревенчатый сарайчик покосился и с медленным хрустом завалился набок. Движок генератора смолк, хотя его и прежде было не особо слышно, свет в доме погас, исчерченные дождем окна погрузились во тьму. Впрочем, почти сразу вновь замелькал свет, неспокойно мечущийся из стороны в сторону.
Точно, вспомнил Ларион, ведь рейдеры заявились к нему с мощным переносным фонарем. И сейчас ищут причину поломки. Ни пробок, ни счетчика в доме нет — зачем при собственном генераторе? Значит, скоро они выйдут на улицу и увидят, что происходит.
Дождь продолжал хлестать, глина плыла вниз, новорожденный овраг подбирался к самому дому. Серебристый джип, оставленный на берегу, накренился и тоже поплыл под откос. По-милицейски завыла сигнализация.
Луч света, шаривший по террасе, немедля переместился на лужайку перед домом.
— Ну, если это мудло чего натворило, — донесся рев Отрадьева, — он у меня ответит! На запчасти пущу недоноска!
Темные фигуры заметались по двору, и в эту минуту качнулась и начала крениться стена холодного флигеля.
Ничего не скажешь, отрадьевские охранники показали себя настоящими профессионалами. Прежде всего они кинулись спасать хозяина. Если бы Ларион в свое время поддался на уговоры двурушника Каштуна и построил дом не из кругляка, а из бруса, телохранителям удалось бы выдернуть шефа из-под удара, но круглое бревно, подпрыгнув, ударило одного из мордоворотов по ногам, и он не сумел отшвырнуть Отрадьева достаточно далеко. Косая четырехвершковая стропилина упруго сыграла о груду бревен, в которую превратилась рухнувшая стена, и уже на излете приложилась к лысому черепу самозваного сиятельства.
Далее Ларион не смотрел. Оскальзываясь в мокрой траве, он бежал на выручку гибнущим людям.
Странно устроен интеллигентный человек. Только что мечтал об убийстве и на полном серьезе был готов взяться за ружье, а как сбылась кровожадная мечта, тут же помчал спасать мерзавца, которого минуту назад вполне обоснованно хотел убить.
Впрочем, спасать пришлось не Отрадьева, а самоотверженного телохранителя, ноги которого остались под завалом бревен.
Второй охранник в критической ситуации проявил себя изрядным психологом. Ни на мгновение он не заподозрил Лариона в желании добить пострадавших и с ходу принял помощь.
— Лом у вас есть? — закричал он. — Лом нужен!
Лом и прочий инструмент, запретный для тонких пальцев художника, хранился в гараже, оформленном под конюшню. В две минуты часть бревен была растащена, под остальные
Все это время Борис Яковлевич метался из стороны в сторону, нечленораздельно кудахтал и пытался нажимать кнопочки мобильного телефона, бесполезного в этой глуши. Спутниковая мобила Отрадьева оказалась разбита в кашу и тоже бездействовала.
Освободив раненого, занялись машиной. Ларионовский жигуленок оставался в деревне, так что пришлось ставить на колеса увязший в грязи «порш-кайен». Положение усугублялось тем, что еще одна стропилина с крыши рассыпавшегося флигеля вмазала торцом в серебристый борт.
В пустом гараже нашелся буксировочный трос и ручная лебедка. Трос зачалили вокруг ствола старой березы и постепенно выволокли джип на твердую землю. Затем при помощи все той же ваги двухтонная машина была варварски перевернута и встала на колеса. Удар о землю разнесся далеко окрест, как если бы очень большой медведь сорвался с осины, на которую вздумал сдуру залезть.
Удивительный образом мотор покалеченного «порша» заработал как ни в чем не бывало, доказав себе и остальному миру, что крутая тачка, это не хухры-мухры.
Лишь затем Ларион повернулся к сидящему на земле Валерию Отрадьеву.
Есть люди со столь грубой душевной организацией, что поневоле задумаешься, а умеют ли они чувствовать вообще? Но даже в самой тупой башке многое проясняется, если как следует приложить по ней четырехвершковым бревном. Впервые сиятельный нувориш видел то, чего прежде не мог разглядеть ни за какие деньги. Из дождливой тьмы один за другим выходили люди. Они останавливались и разглядывали его, словно отвратительное, полураздавленное насекомое. Бывшие владельцы усадьбы «Отрадное» — пехотные офицеры и коллежские асессоры, горные инженеры, экстраординарные профессора, — служилые дворяне, они не могли и не хотели жуировать жизнью за крестьянским хребтом. Как и следует из их звания, они исполняли государственную службу и в новгородское имение возвращались лишь на время вакаций или выслужив полный пенсион. Среди них не было прославленных деятелей, но титул свой они оплатили не мошной, а кровью.
Их взгляды жгли, презрение убивало.
— Выскочка!.. Парвеню!.. Самозванец!
Чернявый мужчина в старинном стрелецком кафтане встал рядом с Ларионом, медленно потянул из ножен источенную в ратных делах саблю.
— Что с ним делать будем?
— Пусть уползает, — ответил Ларион. Он наклонился к Отрадьеву и, глядя в белые глаза, спросил: — Ты понял, что с тобой случится, если ты еще раз появишься на моем пути?
— Б-б… ва… — согласно икнул несостоявшийся граф.
Ларион рывком поднял безвольное отрадьевское тело. Вдвоем с охранником они усадили Отрадьева на переднее сиденье джипа, сзади уложили второго охранника, у которого, кажется, были сломаны ноги. Оставшийся целым телохранитель действовал быстро, четко и целеустремленно. Никаких призраков он не видел, и те тоже не обращали на него внимания. Обустроив шефа и товарища, телохранитель уселся за баранку, прощально кивнул Лариону, и джип, вихляя поврежденным колесом, двинулся к броду.
— Эй, а меня?! — закричал забытый Борис Яковлевич.