Журнал «Если», 2006 № 09
Шрифт:
Я не ответила, и Молли еще раз встряхнула меня, но гораздо слабее. Вздохнув, она сказала:
— О, как это гадко с моей стороны! Прости меня, Суз, прости, дружок. Еще в тот день, когда мы познакомились, я поняла, что ты никогда, никогда не научишься лгать! — Она сжала мои руки в своих и добавила: — Проводи нас до Черного леса, Суз, если, конечно, хочешь. Там мы расстанемся. Сделай это для нас, Суз. Для меня… Сделаешь?
Я кивнула в ответ. Говорить я не могла — у меня перехватило горло, да так, что я едва могла дышать.
— Спасибо, — сказала Молли и еще раз пожала мне руки.
Потом к нам подошел Шмендрик. Он сделал Молли какой-то знак, потому что она сказала: «Да, я знаю», хотя маг не произнес ни слова, и они вместе отошли к королю
Черный лес находится совсем недалеко, и добраться до него они могли и без моей помощи. Его прекрасно видно с крыши бакалейной лавки Эллиса — самого высокого дома на окраине деревни. Любопытно, что и вблизи, и издалека Черный лес кажется одинаково темным и мрачным. Почему — я не знаю. Быть может, дело в том, что там растут одни дубы (а о дубовых лесах и обитающих в них тварях в нашей деревне рассказывают много сказок и легенд, и все они страшные); быть может, на лес наложено какое-то заклятие, но, может, во всем виноват грифон, а до того, как он появился, Черный лес был другим. Правда, дядя Амброуз говорит, что это всегда было плохое место, но мой папа с ним не согласен: когда-то он и его друзья там охотились, а раз или два он даже устраивал в этом лесу пикник с моей мамой, которая тогда не была его женой.
Король Лир, как всегда, ехал впереди нашего маленького отряда. Выглядел он величественно и казался совсем молодым; голову держал прямо, и голубой плюмаж из перьев покачивался и трепетал над его шлемом, как знамя. Я-то решила ехать с Молли, но когда проходила мимо вороной кобылы, король наклонился в седле и, легко подхватив меня своими могучими руками, усадил перед собой.
— Сегодня ты будешь сопровождать и направлять меня, малышка, пока мы не доберемся до лесной опушки, — сказал он, и я почувствовала, как расту до небес. Но я все равно боялась, потому что король казался каким-то уж чересчур веселым, а ведь он пытался довести до конца дело, которое не смогли исполнить все его рыцари, и шел навстречу гибели. Я знала это почти наверняка, но уже не сказала ни слова. Лир все равно бы меня не послушал — это я тоже знала. Бедная я, бедная Лисон…
Пока мы ехали, король рассказывал мне о грифонах.
— Если тебе когда-нибудь придется иметь дело с этими тварями, малышка, — говорил он, — ты должна иметь в виду, что они совсем не похожи на драконов. Дракон — он и есть дракон; когда эта тварь пикирует на тебя, постарайся сжаться в комок, но стой на месте, а когда он налетит — бей в подбрюшье. Если твой удар будет точен, считай, дело сделано. Но грифон… Грифон — это и лев, и орел: два в высшей степени несхожих существа, которых соединил в одно какой-то забытый бог, наделенный довольно-таки странным чувством юмора. Как бы там ни было, в теле чудовища бьются два сердца, поэтому, чтобы победить его, нужно пронзить оба, понимаешь? — Держа меня перед собой на седле, король легко и непринужденно говорил о страшных вещах, часто повторяясь, как делают старые люди: — У грифона два сердца — никогда не забывай об этом, малышка… Многие забывают. Орлиное и львиное, львиное и орлиное… Только не забывай, и все будет хорошо!
По пути мы встречали многих людей из моей деревни, которые гнали своих овец на пастбища. Я их хорошо знала, и они махали мне руками, окликали по имени или шутили со мной. Лира они тоже приветствовали, но никто не кланялся ему и не снимал перед ним шляпы, потому что я никому не сказала, что это король, а в лицо его никто не знал. Других королей это, наверное, очень бы расстроило, но Лир, напротив, даже развеселился. Я, впрочем, других королей не встречала, поэтому не могу сказать точно.
Черный лес, казалось, почувствовал нас задолго до того, как мы достигли опушки. Длинные, похожие на пальцы тени тянулись к нам через пустынные поля, а листья на ветвях трепетали и показывали светлую изнанку, хотя никакого ветра не было и в помине. В обычном лесу достаточно шумно: стоит только ненадолго замереть, и можно различить птичьи голоса, жужжание насекомых, журчание невидимого ручья и другие звуки, но Черный лес всегда молчалив и тих. И эта тишина, казалось, тоже тянулась к нам, обволакивая, обступая со всех сторон, отгораживая от остального мира.
Мы остановились, не доезжая до леса на расстояние брошенного камня, и король сказал:
— Здесь мы расстанемся, малышка. — И с этими словами он ссадил меня на землю так бережно, словно возвращал птенца в гнездо.
Повернувшись к Шмендрику, Лир добавил:
— Я знаю, бесполезно просить тебя и Суз не ходить за мной, — (он по-прежнему называл Молли моим именем, я уж не знаю почему), — но заклинаю вас памятью великого Никоса и нашей драгоценной дружбой…
Тут он замолчал и так долго не произносил ни слова, что я подумала — Лир снова позабыл, кто он такой и что он здесь делает, но я ошиблась. Когда он продолжил, его голос звучал внятно и звенел, как рев одного из встреченных нами оленей:
— …Заклинаю вас Ее именем не помогать мне никаким способом, после того как мы въедем в лес! Вы не должны мешать мне исполнить то, что мое по праву. Это ясно, мои дорогие друзья?…
Шмендрику все это очень не понравилось. Не нужно было быть волшебником, чтобы понять это. Даже мне было совершенно очевидно, что он с самого начала собирался вступить в бой, как только король нападет на грифона. Но сейчас Лир в упор смотрел на него своими молодымиглазами и слегка улыбался, и Шмендрик растерялся. Он просто не знал, как быть! Впрочем, никакого выхода король ему не оставил, и в конце концов — очень неохотно — маг кивнул и пробормотал:
— Как будет угодно Вашему Величеству…
Он сказал это так тихо, что Лир не расслышал и заставил его повторить.
А потом все они стали прощаться со мной, потому что мне нельзя было идти в лес. Молли сказала, что совершенно уверена: мы обязательно увидимся снова. А Шмендрик добавил, что у меня есть все задатки настоящей королевы-воительницы, но он уверен — я слишком умна, чтобы стать таковой. А король… король сказал — очень тихо, чтобы никто его не услышал:
— Если бы я был женат и у меня была дочь, я желал бы только одного — чтобы она была такой же мужественной, доброй и верной, как ты, малышка. Помни об этом, как я буду помнить тебя до конца своих дней.
Все это было очень мило, и я жалела, что мама и папа не слышат, какие замечательные вещи говорят обо мне все эти мудрые люди. Но уже в следующую минуту они повернулись и поскакали в Черный лес. Из них троих только Молли обернулась, чтобы помахать мне рукой, да и то, я думаю, она хотела убедиться, что я не собираюсь последовать за ними. Теперь, как мы и договорились, я должна была отправиться домой и ждать, пока мне скажут, живы мои друзья или погибли, и проклятый грифон снова будет воровать детей. Я понятия не имела, как это у меня получится — ждать, но одно я знала твердо: мое приключение закончилось.
Может, я в конце концов действительно пошла бы домой, если бы не Малка.
В общем-то, ей полагалось быть не со мной, а с овцами; это была ее работа, как работа короля Лира — сражаться с грифонами и всякими чудовищами. Но Малка, по-видимому, считает, что я тоже в каком-то смысле овца, несносная и глупая овца, которая так и норовит забрести куда-то, где ей грозит опасность, и которую нужно пасти особенно внимательно. Всю дорогу до Черного леса она спокойно бежала рядом с королевской вороной кобылой, но сейчас, когда мы остались одни, Малка подскочила ко мне и принялась с громким лаем прыгать вокруг меня, с силой толкая лапами в грудь, как она всегда поступает, если я, по ее мнению, нахожусь не там, где мне следует быть. Каждый раз, когда Малка так на меня прыгает, я стараюсь покрепче упереться ногами в землю, но это никогда не помогает. Я обязательно оказываюсь на земле, и тогда Малка хватает меня зубами за подол и начинает тащить в ту сторону, куда, как ей кажется, мне следует идти.