Журнал «Если», 2006 № 09
Шрифт:
Но вдруг… Малка внезапно замерла, словно вспомнив о каком-то важном деле, и пристально уставилась в самую гущу Черного леса. Глаза ее выпучились так, что стали видны белки, а из пасти вырвалось низкое стенание, какого я еще никогда у нее не слышала. Думаю, и сама Малка не знала, что умеет издавать такие звуки. В следующий миг моей собаки уже не было. Сорвавшись с места, она во всю прыть помчалась в лес, прижимая к голове мохнатые уши и роняя с языка клочья пены. Я несколько раз окликнула ее, но куда там!.. Малка и ухом не повела. На бегу она продолжала не то выть, не то рычать и, наверное, вовсе меня не слышала — в таком она была состоянии.
Что ж, никакого выбора у
И, набрав в грудь побольше воздуха, я огляделась и вошла в чащу следом за Малкой.
Собственно говоря, я не пошла, а побежала. Я пробежала, сколько смогла, потом некоторое время шагала, а отдышавшись, побежала снова. В Черном лесу нет никаких тропинок, потому что туда никто не ходит, и я хорошо видела, где пробивались через подлесок три лошади, следы которых перекрывались отпечатками собачьих лап. В лесу было совсем тихо. Не дул ветер, не пели птицы, и единственным звуком, нарушавшим зловещее молчание чащи, было мое собственное тяжелое дыхание. Даже лая Малки я больше не слышала. Мне очень хотелось верить, что мои друзья застигли грифона спящим в гнезде, и король Лир уже убил чудовище своим острым мечом, пронзив оба сердца, как он и говорил, но в глубине души я знала, что надеяться на это не стоит. Лир наверняка считал бы бесчестным напасть на спящего грифона, поэтому, прежде чем нанести удар, он наверняка разбудил чудовище. Я, правда, знала короля не особенно давно, но была уверена, что именно так он и поступит.
И словно в подтверждение моих мыслей лес впереди меня буквально взорвался целой какофонией звуков.
Шум был таким, что мне никак не удавалось в нем разобраться. Малка уже не выла, а визжала яростно и злобно; из кустов и древесных крон, хлопая крыльями и испуганно вереща, вылетали напуганные птицы; кто-то — Шмендрик или король — громко кричал, но я не могла понять ни слова. И сквозь весь этот дикий шум пробивался еще какой-то совсем негромкий звук — что-то среднее между ворчанием и протяжным всхлипыванием, похожим на плач напуганного ребенка. Потом, как раз когда я выдралась из кустов и выбежала на поляну, послышался металлический лязг и скрежет как будто тысячи ножей: это грифон прыгнул в воздух и взмахнул своими сверкающими крыльями. Его золотистые, холодные глаза на мгновение впились в меня, а клюв открылся так широко, что я различила глубокое, как пещера, жерло глотки.
Огромная тень чудовища заполнила все небо над поляной.
А король Лир верхом на вороной кобыле заполнил собой все свободное пространство внизу. Он был почти таким же большим, как грифон, а его вынутый из ножен меч показался мне длинным, как медвежья рогатина. Король с легкостью потрясал им, призывая грифона спуститься вниз и сражаться, но чудовище благоразумно держалось вне его досягаемости и только кружило над поляной, с недоумением разглядывая невесть откуда взявшихся людей. Малка, напротив, неистовствовала. Не переставая визгливо лаять, она подпрыгивала высоко в воздух и свирепо лязгала зубами, целясь в львиные лапы с острыми, как иглы, когтями, но до сих пор ей удалось вырвать у грифона лишь несколько железных перьев.
Рванувшись вперед, я поймала собаку в воздухе и попыталась оттащить прочь, пока грифон до нее не добрался, но Малка сопротивлялась отчаянно. Она расцарапала мне все лицо своими тупыми когтями, и в конце концов мне пришлось ее отпустить. Малка тотчас прыгнула на грифона снова, но чудовище внезапно снизилось и с такой силой хлестнуло ее по ребрам тяжелым крылом, что бедняжка даже не смогла завизжать (как и я, впрочем). Пролетев через всю поляну, Малка ударилась о ствол дерева, рухнула на землю и больше не двигалась.
Впоследствии Молли рассказала мне, что именно в этот момент король ударил мечом в львиное сердце грифона. Сама я этого не видела. Не думая об опасности, я стремглав метнулась через поляну и, бросившись на Малку сверху, закрыла ее своим телом, боясь, как бы грифон не напал на нее лежачую. Я вообще не видела ничего, кроме широко раскрытых собачьих глаз и окровавленной шерсти на боку Малки, но я слышала, как громко зарычал раненый грифон, а когда наконец обернулась, то увидела, как кровь течет по груди чудовища, как оно поджимает задние лапы к брюху — будто человек, которому по-настоящему больно.
Король Лир завопил и заулюлюкал, как мальчишка. Подбросив меч высоко в воздух, он ловко его поймал и поскакал к грифону, который, отчаянно хлопая крыльями, опускался все ниже и ниже, потому что мертвая львиная часть тянула его к земле. Приземлился он с тупым стуком — совсем как Малка, — и на мгновение я почти поверила, что грифон мертв. Помнится, я даже подумала с какой-то отстраненностью: «Чудовище сдохло, и я рада. Да, рада…».
Потом я услышала, как Шмендрик, надрывая горло, изо всех сил кричит королю:
— Второе сердце! Второе!
Не успела я подумать, что это может значить, как вдруг почувствовала рядом с собой Молли. Она пыталась оттащить меня подальше, но я не выпускала Малку, которая вдруг стала невероятно тяжелой. Я могла видеть и думать только о своей собаке, поэтому не замечала ничего, что творилось вокруг. Единственное, что я тогда чувствовала — Малкино сердце больше не бьется.
Она охраняла мою колыбель, когда я родилась. Когда у меня резались зубы, я жевала ее многострадальные уши, а Малка даже ни разу не заворчала. Так говорит моя мама.
Король Лир не видел и не слышал нас. В эти несколько мгновений для него не существовало ничего, кроме чудовища, которое, хлопая крыльями, барахталось посреди поляны. Конечно, оно убило Малку, убило нескольких моих друзей, съело немало коз, овец, рыцарей, и я даже не знаю, кого еще, и все же я не могла его не пожалеть. Должно быть, король Лир тоже почувствовал что-то подобное, потому что слез со своей вороной лошади и, подойдя к грифону, заговорил с ним, опустив меч так, что клинок почти касался острием земли.
— Ты бился достойно, — сказал король. — Наверное, мне уже никогда не придется иметь дело с таким сильным и благородным противником. Й ты, и я — мы оба исполнили то, для чего появились на свет. Сейчас ты умрешь, так позволь мне поблагодарить тебя за это.
Но не успел он договорить последнее слово, как грифон бросился в свою последнюю атаку.
Это орел — орлиная половина чудовища — ринулась на короля, волоча мертвого льва за собой, совсем как я тащила мертвую Малку. Лир сделал шаг назад и взмахнул мечом, пытаясь отсечь грифону голову. Он действовал на удивление проворно, но тварь оказалась быстрее. Ужасный клюв поразил его чуть выше пояса, пробив доспехи с такой легкостью, с какой топор дровосека рассек бы поджаристую корочку на пироге, и король, не издав ни звука (я, во всяком случае, ничего не слышала), сложился пополам, сразу напомнив мне выстиранное белье на веревке. Кровь и все остальное выплеснулись на траву. Я не могла сказать, жив король или умер, но мне показалось, что чудовище пытается перекусить его надвое.