Журнал «Если», 2007 № 05
Шрифт:
Не миновал этой западни и Проскурин. Добротный, бодро написанный межзвездный экшен, читается легко, непринужденно… И столь же легко выветривается из памяти — роман сконструирован из стандартного набора приемов. Автор даже не пытается нарушить инструкцию по сборке.
Комплект ситуаций, походящих на логические задачки, нанизан на единственную сюжетную линию, по которой, словно по проспекту, шествует Алекс Магнум, чернокожий американец из Бронкса. Над бывшим студентом Йеля, а теперь беглецом и отщепенцем, подобно ангелу-хранителю, парит авторское обещание: «Доживешь до финала!» Интригующая завязка уже к середине книги превращается в череду счастливых совпадений и чудесных избавлений.
Николай
Михаил ПОПОВ
ПЛЕРОМА
Москва: Корпорация "Сомбра", 2007. — 384с. 3000 экз.
Михаил Попов смоделировал ситуацию, при которой возникает нечто вроде рая земного. Одни открывают почти бесплатный и совершенно бездонный источник энергии. Другие находят способ реализовать идеи Николая Федорова относительно воскресения всех ранее живших людей по мельчайшим частичкам праха. Происходит физический катаклизм, в результате которого исчезает возможность удрать куда-либо с Земли, а по всей планете навечно устанавливается «полдень в средних широтах в конце лета». Социальный катаклизм убирает государства, оставляя почти невидимые структуры как-бы-управления. Человечество хорошо кушает и штатно благоденствует.
Весь этот антураж автор монтирует ради ответа на вопрос: если людей освободить от необходимости постоянно вкалывать, переживать от предчувствия смерти и встраиваться в социальные иерархии, удастся ли им «перевоспитаться»? Обратиться к собственным душам, найти всех обиженных при жизни, искупить нанесенный им урон? Тем более что новые власти с ощутимым нажимом подталкивают воскресших к большой этической работе…
Ответ получился неоднозначный. Попов тонко показал: рай земной кого-то делает лучше, а кого-то развращает. И, по словам одной из героинь, старое зло не расщепляется, зато новое синтезируется.
М.Попов в разное время выступал как поэт, автор прозы основного потока, детективщик, фантаст, выпустил два десятка книжек, увешан литпремиями, как новогодняя елка шариками. Он искусно владеет «психологическим письмом», превосходный стилист. И роман его любителям интеллектуальной НФ, полагаю, придется по душе. Если бы еще только автор не лез в табуированную зону «а это все приснилось герою», которая у него реализуется в виде финального постмодернистского выверта — мир совмещается с текстом одного из второстепенных персонажей… Взялся писать фантастику — пиши! И не стоит делать вежливые оговорки, дескать, все вышесказанное, хи-хи, понарошку.
Дмитрий Володихин
Мэтт РАФФ
КАНАЛИЗАЦИЯ, ЭЛЕКТРИЧЕСТВО
Москва: ЭКСМО, 2007. — 672 с. Пер. с англ. Ю.Федоровой. (Серия "Истории истории"). 4000 экз.
У каждого времени — свое будущее. И образы будущего, существующие в умах жителей минувших столетий и десятилетий, столь же важны для понимания эпохи, как и исторические реалии. Будущее, описанное в книге Мэтта Раффа, принадлежит 1990-м — эпохе, когда, казалось, наступил конец истории, а самой насущной задачей представлялась защита окружающей среды.
Что ж, за природу можно не беспокоиться, пока на страже стоит экипаж подводной лодки «Ябба-Дабба-Ду» и абордажная команда всего из одного человека — эскимоса по прозвищу Двадцать Девять Названий Снега, который наводит ужас на нарушителей.
А вот за весь остальной мир поволноваться придется. Под Манхэттеном команда Зоологического бюро Департамента канализации сражается с рептилиями и акулами, ежедневно рискуя собственной жизнью. А в это время злобный миллиардер Гарри Гант с маниакальной настойчивостью возводит все новые и новые небоскребы, хотя его бизнес-империи по производству андроидов уже угрожают корпоративные рейдеры. Скоро все сюжетные линии сматываются в тугой клубок. И это только начало — ведь дальше в книге появляются общество женщисток, летающая акула и, как водится, всемирный заговор.
Роман Мэтта Раффа дрейфует в той части мейнстрима, которая тесно связана с фантастикой. Абсурдистская сатира высмеивает основы и мифы американского общества — такие, как индивидуализм, свободное предпринимательство, политкорректность… Книга, однако, не только язвительная, но и по-настоящему смешная.
Рафф играет в ту же игру, что и Дуглас Адамс, хотя и делает это по своим правилам и на другом поле — может быть, менее успешно, но зато задорно и умно.
В числе представленных в издании лестных рекомендаций есть, в частности, отзывы Томаса Пинчона и Нила Стивенсона, что исчерпывающим образом характеризует и роман, и круг читателей, которым он будет интересен.
Сергей Шикарев
ВЕХИ
Вл. ГАКОВ
«В СРЕДНИЕ ВЕКА ВСЕ МЫ БЫЛИ БЫ ТЕОЛОГАМИ»
В этом месяце знаменитому американскому писателю-фантасту исполнилось бы семьдесят лет. И хотя никто никогда не произносил его фамилию, как это принято у нас, в данном случае автор этих строк готов прекратить многолетний спор и пойти на поводу у стихийно сформировавшегося «общественного мнения». Пусть будет Желязны. Уж больно любопытным получается сопоставление такой фамилии и творчества писателя, которое критики согласно относят к soft science fiction. Буквально — мягкой научной фантастике.
Фамилия Zelazny, конечно, везде в мире произносится не иначе как Зелазни. Но, понятное дело, ее несомненные славянские корни интриговали наших критиков и фэнов. Желязны, Железный — чешская, польская? А может…
Увы, должен еще раз разочаровать отечественных энтузиастов-старателей, занятых поиском «русского духа» (или хотя бы славянского) везде, где только послышалось. Уж во втором-то поколении наших в Америке нет и быть не может. Конечно, Роджер Желязны — потомок выходцев из Восточной Европы. Как и покойный Клиффорд Саймак, папа которого звался Иваном Симаком и эмигрировал за океан из-под Праги. Как и многие другие американские писатели-фантасты с подозрительно знакомо звучащими фамилиями — Алексей Паншин, Николас Ермаков, Александр Яблоков, не говоря уж о Николасе Толстом! Но, подобно всем перечисленным, Роджер Желязны был и всю жизнь прожил «стопроцентным американцем». Штаты — это гигантский культурный, национальный и этнический плавильный котел, там все за весьма непродолжительное время гарантированно переплавляются в американцев. И кем по крови были ваши родители — итальянцами, евреями, русскими или вьетнамцами, — решительно никого не заботит. Хорошо это или плохо, другой вопрос.
Даже родившийся под Смоленском Айзек Азимов не помнил ни слова по-русски и к своей исторической родине никакой ностальгии не испытывал. Как, впрочем, был равнодушен и к еврейским традициям и обычаям, и к иудаизму. Что же говорить о Желязны, родившемся 13 мая 1937 года в городке с забавным названием Евклид — пригороде крупного промышленного Кливленда. В семье обычных американцев, которые и сами-то мало что помнили о родине отцов и дедов.
Этот период жизни будущего писателя замечателен тем обстоятельством, что на него приходятся его первые пробы пера. Биографы писателя отмечали, что Роджер уже в десятилетнем возрасте сочинял «недурные рассказы с чудовищами и сказочными персонажами».