Журнал «Если», 2008 № 01
Шрифт:
Недовольные из-за обманутых ожиданий вряд ли думали о том, что Роулинг, даже если бы и захотела выкинуть какое-нибудь коленце, заставившее всех рот раскрыть, просто не имела возможности для этого. Неожиданный финал, ставящий все с ног на голову, нельзя было придумать в принципе — слишком уж много ружей она развесила по стенам в предыдущих томах эпопеи. Необходимость увязать все эти ниточки и свести концы с концами заранее задала структуру финального романа, он, по сути, уже вызрел в предыдущих книгах. Другим финал быть не мог, любой резкий фортель оборвал бы половину этих сквозных линий. Зато, сводя концы с концами, Роулинг в очередной раз продемонстрировала уровень своего профессионализма. Не таланта, а именно мастеровитости, владения профессиональными навыками.
Вы удивлялись, почему волшебники столь ничтожно мало знают о мире маглов, при том, что многие из них, так называемые «грязнокровки», родились и выросли в обычных семьях? Роулинг убедительно показывает, насколько несовместимы волшебный и магловский мир, насколько неинтересны обычные люди колдунам и ведьмам. По сути, это «высшая» и «низшая» расы, и первые относятся ко вторым как к чему-то настолько мелкому и неинтересному, что уделять ему внимание не то что много чести — это просто никому не приходит в голову. В своем мире забот хватает. И вот Гермиона без малейших сомнений поступает со своими родителями хуже, чем с подопытными кроликами — отправляет в Австралию, предварительно стерев их личности. А что такого? Это для их же блага…
Объяснения всех несоответствий Роулинг выполняет настолько мастерски, что часто изящность этого «сведения» и неожиданность решения с лихвой искупает тривиальность общей фабулы. К примеру, многих изрядно раздражала психологическая недостоверность отношения тети Петунии и дяди Вернона к Гарри. Вроде бы нормальные люди, не изуверы какие, приемыша к себе в семью взяли, причем, зная, что изрядно при этом «подставляются», — зачем же тогда его так травить? Но если копнуть чуть глубже, найдется у Роулинг объяснение. Любой врач, прочитав эпизоды, связанные с Дадли, без малейших сомнений скажет вам, что у двоюродного брата Гарри неизлечимая и страшная болезнь — поражение гипофиза. Именно это заболевание, если оно началось задолго до окончания роста, сопровождается развитием общего гигантизма, отягощенного ожирением. Самое страшное последствие этого — прогрессирующее слабоумие. Что мы и наблюдаем в романах: если в первых книгах Дадли просто несколько туповат, то в последней он уже и разговаривает-то с трудом. Согласитесь, при подобной семейной трагедии сложно ожидать от родителей, вынужденных каждый день наблюдать деградацию единственного ребенка, что они с радостью примут оттеняющего любимого сына подростка, который постоянно демонстрирует все новые и новые способности.
Вот эта филигранная проработка деталей («дьявол в деталях» — помните?) и обусловила одну из главных составляющих успеха книг о Гарри Поттере. Мир, нарисованный британской писательницей, настолько реален, настолько непротиворечив и достоверен, что заставляет не только наивных детей, но и искушенных взрослых забыть о том, что перед ними всего лишь сказка.
Но окончание эпопеи о Гарри Поттере поставило точку и еще в одном, весьма насущном для взрослых людей вопросе. А именно — разрешило давние дебаты о главном критерии успеха. Все так или иначе причастные к искусству люди давно задаются вопросом: почему некоторые искусства имеют такой оглушительный успех, что становятся общественным явлением, а другие, ничуть не менее качественные, в лучшем случае всего лишь окупаются? В чем же «формула успеха»?
После выхода седьмого тома ответ ясен — в универсализме. Собственно, впервые об этом заговорили кинокритики после непредсказуемого, ошеломляющего успеха мультипликационных фильмов вроде «Шрека», «Мадагаскара» и т. п. «Почему?! — всполошились все, как в курятнике, — Почему этот детский жанр начал вдруг ни с того, ни с сего давать огромные сборы?» И тот же Шрек прямым текстом
В литературе до «Гарри Поттера» подобного универсализма, за редким исключением, не было. Была великая взрослая литература и великая детская литература, аудитории практически не пересекались. Смешно представить себе сорокалетнего мужчину, читающего в метро «Карлсона» — при всей гениальности Линдгрен. Последним романом Роулинг подтвердила, что возможны не только фильмы-луковицы, но и книги-луковицы. «Гарри Поттер и Дары смерти» — стопроцентный универсальный роман, который уже без малейших скидок может играть на поле взрослой литературы. И дело, как вы понимаете, вовсе не в количестве убитых героев. Дело в слоях.
Вадим НЕСТЕРОВ
ВОСПОМИНАНИЯ
Евгений Войскунский
Новые пути бытия
В № 7 за 2007 год «Если» напечатал фрагмент из книги воспоминаний ветерана отечественной НФ Евгения Львовича Войскунского. Этот материал вызвал много откликов и пожеланий продолжить публикацию писательских мемуаров. Мы обратились к Евгению Львовичу, и он предложил нам свежий очерк из своей книги, посвященный еще одному мэтру советской НФ — Георгию Гуревичу, которому в прошлом году исполнилось бы 90 лет.
Георгий Иосифович Гуревич родился в 1917 году в Москве — как говорится, ровесник Октября. Он был вундеркиндом — в четырехлетнем возрасте выучился читать и писать, более того — сочинять. Вывел печатными буквами название первого своего сочинения: «Конь хробрец», далее шло несколько строчек о покупке коня, но затем вдохновение юного автора иссякло.
Лошади были сильным впечатлением его раннего детства. Напротив дома разгружали телеги с мукой, стояли извозчики, лошади «мотали головами, засунутыми в торбы», и мальчик Жора, глядя на них в окно, думал о том, что, когда вырастет, непременно станет извозчиком.
Но не только лошади. Часами сидел мальчик над томами Брема, разглядывая на картинках зверей. Ему хотелось их всех перерисовать, а еще лучше увидеть наяву, и для этого объехать все материки. Он накидывался на географические карты, перерисовывал их, мысленно путешествовал (признаюсь, что и я с детства увлекался географией, рисовал карты. Даже и сейчас, в конце жизни, люблю листать атлас).
Мальчик-вундеркинд подрастал, все больше проявлялась в нем душа исследователя, фантазера. Не только география — химия его увлекала. Хотелось понять, как устроены, из каких элементов состоят все вещи, вся материя и, конечно, всё живое, одушевленное. С юных лет отличался Георгий Иосифович глубокомыслием.
Он писал рассказы, стихи, начинал (и бросал) романы. В школе был прекрасный учитель литературы, однофамилец, он организовал литературный кружок. Нередко приглашал на занятия кружка писателей. В книге воспоминаний Гуревич впоследствии напишет, как приходили на кружок приглашенные Борис Пильняк, Сергей Третьяков, Лев Кассиль, Корней Чуковский. «Чуковский читал нам отрывки из «Чукоккалы», тогда еще не изданной, рассказывал о Блоке, Репине, Маяковском. Больше всего мне запомнилось, как Маяковский с утра уходил бродить по прибрежным скалам, шагал, шепотом повторяя слова, а к вечеру приносил четыре новых строки, в удачный день — восемь строк для «Облака в штанах», и за ужином читал все с начала плюс новые строки. А пятилетняя дочка Чуковского запомнила все наизусть и однажды потрясла родителей, декламируя: «Выбласывается как голая плоститутка из голящего публицного дома»…