Журнал «Если», 2009 № 04
Шрифт:
Я качаю головой.
— Но ведь это ты проводил исследование Комнаты.
— Зато ты облазила самые опасные обломки кораблекрушений.
Только сейчас я поворачиваюсь к нему. Он сидит посреди комнаты в кресле из матового стекла. Подушки, защищающие его кожу от холода, такие же белые. Он выглядит так, словно вырос из пола: создание из стекла и солнечного света.
— Ты думаешь, это похоже на обломки? Обломки можно изучить, — говорю я. — Они наполнены космосом и пустотой. Да, у них есть углы, края и впадины, но они часть этой вселенной.
— А комната, по-твоему, нет?
Он складывает руки и упирается подбородком в сплетенные пальцы.
— Не знаю. Из нас двоих ты всю жизнь изучал чертову штуку, — вырывается у меня. Я уже не в силах скрывать всю горечь, что накопилась за годы разлуки.
Он морщится, но кивает, признавая, что моя обида имеет основания.
— Да, изучал. И бесчисленное множество раз летал на ту станцию. Посылал туда людей. Повторял те же эксперименты, которые проводились с тех пор, как эту комнату обнаружили. Ни один ничего не дал.
— В таком случае, почему же ты считаешь, что прибор Райи Треков сработает?
— Однажды я отправился туда с ней, — поясняет он. — Наблюдал. Люди, которым она платила, входили и выходили оттуда.
— Ни с чем, — добавляю я. Он кивает.
— И все же она считает, что кто-то сможет вызволить ее отца.
— Вполне возможно, она права.
— А если он сумеет выйти, значит, и мама тоже.
— Да, — тихо подтверждает он, поднимая подбородок со сцепленных рук. Костяшки пальцев побелели.
— Если ты веришь в это и в то, что я смогу вывести из Комнаты затерянную душу, почему же сам не попросил меня отправиться туда?
— Я просил, — возражает он. — Ты наотрез отказалась.
Я фыркаю и опускаюсь в ближайшее кресло. Отец прав: он действительно обращался ко мне. И не раз. Но я неизменно игнорировала его попытки связаться со мной. Но та была последней: долгое, похожее на мольбу объяснение, что он не только может войти в Комнату затерянных душ, но и выбраться оттуда.
— Но ты твердил, что не желаешь моего возвращения туда. И запрещал мне даже приближаться к тому месту, помнишь?
Тогда мне было пятнадцать. И я лопалась от самомнения. К тому времени я раз шесть сбегала от деда с бабкой. Они были в перманентном трауре по моей матери и считали, что я неравноценная ей замена. Было яснее ясного: они винили меня в этой потере.
Когда отец последний раз приехал за мной, я заявила, что могу вызволить мать. Я единственная, кто сумел живой выйти из Комнаты. Он обязан дать мне шанс попытаться.
Он отказался.
Я оставила его и деда с бабкой и полностью порвала с ними отношения. Хотя он пытался связаться со мной. Я просматривала его сообщения, но никогда на них не отвечала.
— Я не мог так рисковать, — оправдывается он. — В тот раз мы едва сумели тебя вытащить.
— И все же ты рекомендуешь мне выполнить задание Райи Треков. Почему? Потому что у нее есть способ выйти из Комнаты или тебе попросту все равно, что со мной будет?
Его лицо вспыхивает.
— Тебе необязательно было соглашаться!
Кресло оказывается мягче, чем я ожидала. Я постепенно расслабляюсь.
— Знаю, — снисходительно бросаю я. — Но ее история заинтересовала меня.
— Из-за твоего дайвинга, — догадывается он. Я качаю головой.
Из-за того, что у меня ничего не осталось.Но этого я ему не говорю.
— Я рекомендовал тебя, потому что теперь ты приобрела опыт, — говорит он. — Из всех, кого я знаю, у тебя единственной есть шанс, причем не только выбраться оттуда, но выбраться с кем-то. Ты стала поразительной женщиной.
Я больше не знаю этого человека. И не могу сказать, искренен он или просто пытается меня уговорить.
Но он по-прежнему одержим. Хотелось бы знать, что он сделает, если получит останки матери. Ее «душу», или ее память, или даже ее саму. Он жил без нее десятки лет. Если она все еще жива, значит, прожила в Комнате вдвое больше, чем было изначально ей предназначено.
Но я приехала сюда, чтобы кое-что узнать. Поэтому, вместо того чтобы обсуждать преимущества моего опыта или пунктик его одержимости, я требую:
— Расскажи, что произошло. Как мы оказались в этой Комнате? Как потеряли мать?
— Ты не помнишь? — спрашивает он.
Огни, голоса. Я помню. Только не в подробностях.
— Мои воспоминания — из далекого детства. Мне нужна истина. История глазами взрослого. Ошибки, и тому подобное.
У нас не было дома. Я не помню этого так же, как не помню переезда на корабль за шесть месяцев до происшествия. Мои родители продали дом и вложили все, что имели, в бизнес отца: флотилию торговых судов с маршрутами по всему сектору.
Бизнес начал процветать, когда отец напрочь забыл об этических принципах и стал соглашаться на перевозку любого груза. Иногда это были еда или удобрения, предназначенные для отдаленных аванпостов, иногда оружие для различных группировок, решивших восстать против очередного правительства.
Но ему на все было плевать. Главное — плати.
Наконец он сделал столько денег, что в содержании флота отпала всякая необходимость, но ему и этого казалось мало. Все же мать упросила его купить участок земли, и он согласился. Эта земля, километры и километры земли, представляет собой озеро и окружающий его ландшафт. Он обещал жене, что, уйдя на покой, они обоснуются в своих владениях.