Журнал «Если» 2010 № 2
Шрифт:
— Вздор! — бросила она. — Скажите, кого вы подозреваете и почему.
— Я никого не подозреваю. И ничего не знаю о родственных связях мальчика. Может, он сам выбрался из поселения и пришел к новому конусу! Я даже не уверен, что его убили.
Я услышал старые, знакомые нотки в голосе. Легкое раздражение, угрожающее перейти в пронзительный крик.
Райя схватилась за поручень, вделанный в одну из стен.
— Что побуждает вас заявлять это?
Волосы на затылке встали дыбом… вернее, встали бы, если бы уже не стояли по стойке смирно от недостатка
Что-то здесь происходит. И это мне не слишком нравится.
Я глубоко вздохнул, чтобы удержаться в рамках.
— Купол новый. Приборы для поддержания окружающей среды только что включены. И гравитация тоже. Рот мальчика забит лунной пылью, но, судя по полученной информации, ученые пытались превратить эту часть купола в некое подобие земной поверхности, где можно будет выращивать траву, овощи и деревья. Итак, что могло случиться, если мальчик оказался не в том месте не в то время?
— Продолжайте, — велела она, и противное ощущение мурашек, ползущих по спине, усилилось.
Понимаю, что мне тоже полагалось быть морской свинкой — и одновременно раскрывать преступления. Вот только Райя вела себя так, словно уже знала решение.
Может быть, тест оказался сложнее, чем я вначале думал.
— Вполне возможно, что в воздухе не хватало кислорода. По виду непохоже, что мальчик задохнулся. Но я не знаю, как могут повлиять на человека определенные смеси химических элементов.
Она склонила голову. Лицо оставалось бесстрастным. И это мне тоже не понравилось.
— Затем существует фактор так называемой почвы. Если он упал и набрал в рот пыли, мог ли ей отравиться? И что случится, если гравитация нарастает слишком быстро? Человек может выдержать гравитацию в четыре, пять, шесть раз больше земной. Здоровые взрослые мужчины способны выдержать восьмикратное увеличение, правда, всего на пару минут. Но я? Я бы не сумел. И вы тоже. Кости разлетятся, легкие сдуются. Я понятия не имею, произошло ли то же самое с хрупким восьмилетним ребенком, но готов поклясться, что подобное возможно.
Она кивнула, но поскольку все еще цеплялась за поручень, тело почти не шевельнулось.
— На его лице и руках имеются пятна, похожие на синяки, но я не видел его раздетым. Синяки на руках выглядят как отпечатки пальцев, но что если это гематомы, причиненные сломанными костями? А огромный синяк на лице — всего лишь потемневшая от токсикации кожа?
— Вот это вы и должны выяснить, — заявила она.
— Но не к завтрашнему дню. Потому что даже если я узнаю, что его раздавила гравитация, то как сумею понять, случайность это или кто-то велел ему сидеть там и ждать, а потом подошел к приборам и увеличил гравитацию в девять раз больше нормальной?
— Роботы могут дать вам эти показания.
— Не могут, — отрезал я. — Они дают только сегодняшние показания. А данные компьютера можно подделать.
Она уставилась на меня.
— Дайте мне команду, или я буду вынужден отказаться от этого дела, — пригрозил я.
— Вы не можете отказаться, — произнесла она, и у меня свело желудок. Вот он, самый ответственный момент, когда я должен выбрать: честь или жизнь.
— Да неужели? — усмехнулся я и выплыл из комнаты.
Повезет, если меня только понизят. Возможно, я прямиком отправлюсь на Землю, в гравитацию, которая, скорее всего, раздавит меня, как 9 g раздавили бедного маленького Чена Проктора.
Райя едва успела поймать меня за ногу и втащить обратно.
— Давайте поговорим, — предложила она. — Есть ведь что-то еще, что не нравится вам в этом деле, кроме незнакомой местности и сроков… Что именно?
Кем бы вы ни считали Райю Эофф, глупой ее не назовешь. Я всегда ненавидел ее проницательность.
Мне также было крайне неприятно, что ее рука все еще цепляется за мою щиколотку. Она не выпустит меня, пока не направит разговор в нужное ей русло.
Но я решил, что честность не повредит. По крайней мере, с ней. Все равно хуже не будет.
— Девяносто пять процентов убийств детей, — медленно выговорил я, — совершаются членами семьи. Обычно родителями. Родными или приемными.
Она отпустила мою ногу. Я проплыл мимо нее и схватился за поручень, чтобы не вертеться по спирали до самого центра комнаты.
— Думаете, это дело рук Шона Проктора?
— Не знаю. У меня даже нет главного подозреваемого. А если бы таковой имелся и оказался тем, кого любит Шон Проктор, что тогда? Как мы его арестуем? Вся ситуация не слишком правдоподобна. Данные не позволяют выяснить, кто это сделал. Нужно сообразить, как их поймать и, что еще важнее, как помешать им, да и кому угодно, сделать это еще раз.
Она отпустила поручень и скрестила руки на груди. И неожиданно улыбнулась, медленно, но очень искренне.
Я понятия не имел, как истолковать эту улыбку.
— Надеюсь, вы сознаете, что обладаете даром расследования, не так ли? — спросила она.
Я вцепился в поручень. Странно, почему ей в голову пришло льстить мне?
И тут до меня дошло:
— Вы знаете, кто убил Чена…
— Да, — призналась она, но тут же нахмурилась: — Нет. То есть, может, и да. Смерть посчитали случайной. Его раздавило, когда тест на гравитацию не сработал. У Чена была просто страсть вторгаться в районы испытаний. Он любил одиночество, и его не раз ловили там, где ему быть не полагалось. Но пострадал он впервые.
— Мне казалось, вы говорили, что он погиб.
— Вы понимаете, о чем я, — отмахнулась она. — Но вряд ли кто-то считал, что он нечаянно забрел туда. Вот не уверена, додумался ли кто-то до той версии, что гравитация была повышена намеренно.
— Если не считать вас, — догадался я.
Ее улыбка стала еще шире.
— Мне требовалось подтверждение.
— Потому что вы уже знали: привлечь кого-то к ответственности будет невозможно.
Она кивнула и на этот раз заколыхалась от резкого движения, как шлюпка в бушующем море.