журнал фантастики «Космопорт» 2015 № 1(14)
Шрифт:
Ну, кто ещё понимал меня так!
Зазвучала музыка — мягкая, как облака, и мы медленно начали погружаться в неё, когда бензопилой нашу нирвану прорезал телефонный звонок.
Это было очень некстати. Очень-очень.
— Ты знаешь, что надо делать? — строго спросил Костюм.
Я секунду подумала.
— Да, знаю.
Я заглянула на антресоли, где хранились инструменты, и вытянула большой молоток.
Подошла с ним к телефону.
Как ни обидно, но именно в эту минуту звонки прекратились. Я растерянно стояла перед заглохшим аппаратом, не зная, что
Взвизгнув от восторга, я врезала молотком прямо в центр диска — в яблочко! Брызнули незначительные осколки, но телефон не умолк, а продолжал надрываться. Я громила аппарат ещё минуты три, пока он окончательно не захлебнулся.
Расправившись с крупным врагом, заодно спустила в унитаз и мобилу, потом вернулась в комнату, тщательно зашторила окно.
Он слегка пожал мне руку возле запястья:
— Молодчина! Давай потанцуем, сделай погромче музыку!
О, Господи! Что это был за танец! Никогда прежде у меня не было такого партнёра! Он водил изумительно, отвечая движением на каждое моё дыханье. Это была «Обратная сторона Луны» Флойдов, и впервые в жизни я чувствовала себя счастливой. Мы кружились в танце, плотно приникая друг к другу, ощущая один другого, как свою половину, и не было в мире пары, более единой, чем мы.
Мимо проплывали предметы: иногда это были картинки. Картинки время от времени менялись, и трудно было угадать, во что превратится при следующем повороте, например, «Девочка с персиками»… Иногда рядом возникало окно с каким-нибудь временем года, а порой просто что-то из мебели, шпионящей за нами. Мы не обращали на всё это внимания. Танец назывался «Дыши со мной», и занимало нас лишь одно: как можно точнее исполнять все его па…
Гармония длилась две недели. Потом нас грубо прервали.
Сперва я приняла этот звонок за телефонный и очень удивилась: я точно помнила, что аппарата не существует. Потом стало ясно, что звонят всё-таки в дверь — причём, звонят давно и даже дёргают ручку. Слышались какие-то голоса. Я раздражённо скрипнула зубами, но открывать не пошла. Вместо этого прихлебнула из горлышка ещё «Арарата»…
И в эту минуту дверь открылась.
Ну, конечно же, какая я дура: Гарик — у него своя связка ключей!
Только его сейчас недоставало.
Я сплюнула с досады и потопала в коридор. На пороге стоял любимый, из-за плеча тревожно выглядывала Ритуся. Задний план заполняла безразмерным торсом вездесущая Наталья Семёновна с первого этажа.
— Привет, подруга! — хрипло сказала я. — Что нового в мире?
Отчего-то Наталью Семёновну сдуло ветром, с трусливым стуком позахлопывались приоткрытые двери соседей.
— Лариска! — Гарик переступил порог и сейчас щурился в полумраке, силясь меня разглядеть. — Лариса?!
Похоже, что-то во мне ему не приглянулось. Любимый схватил меня за плечи, а Ритка неожиданно по-бабьи заголосила:
— А божечки, Лариска, да на кого ж ты похожа! Ты что, совсем одичала?
Мне стало смешно, и я расхохоталась. Это вывело Гарика из себя. Он грубо меня встряхнул, но я не могла остановиться,
— Сейчас же пойди умойся, — приказал он. — И немедленно сними с себя эту дрянь!
Он рванул с меня пиджак.
Ох, не нужно было этого делать! Всё моё тело пронзила дикая боль. Я дёрнулась, и послышался самый страшный звук на свете: звук рвущейся ткани!..
Бешеная пантера не смогла бы быть разъяренней меня.
Я бросилась на Гарика, стараясь вырвать ему глаза, которые он так испуганно таращил. Запомнился визгливый от страха голос Ритуси, утаскивающей бывшего прочь из моей квартиры:
— Идиотка! Дурдом по тебе плачет!
И торопливые шаги вниз по лестнице.
Я облегчённо захлопнула дверь.
Мы сидели на полу, я грустно зашивала Ему рану, пытаясь утешить:
— Ну, потерпи, мой хороший. Рукав порвался по шву, никто даже не заметит!
Мне приходилось сильно выворачивать голову влево, чтобы получилось действительно аккуратно. Пару раз я нечаянно прошила себе плечо, почти не заметив этого…
Костюм горестно молчал, только изредка я чувствовала, как Он вздыхает.
— Всё пройдёт, мой дорогой, всё пройдет…
— Нет, — скорбно отозвался Костюм. — Не всё. Он сделал мне больно. Он ненавидит меня.
— Пустяки, не стоит об этом думать.
— Нет, стоит. Он сделал больно тому, кто тебе дорог. Значит, он причинил боль тебе. Ты должна показать ему, что никто не смеет делать тебе больно.
Я отложила иглу:
— Что ты имеешь в виду?
Костюм молчал. Но мне всё стало ясно.
— Я этого не сделаю. НИ. ЗА. ЧТО.
Мне стало душно. Я тщетно пыталась ослабить галстук: лиловая петля безжалостно затягивалась вокруг моей шеи. Я была ребёнком, силящимся разорвать удава. Он убивал меня…
Перед глазами уже шли тёмные пятна, когда мне удалось просипеть:
— Я согласна!
Я выбралась из дома, когда уже стемнело: последнее время яркий свет меня раздражал.
…Уверенно взбежав по знакомой лестнице, привычно надавила кнопку звонка. Та, разумеется, залипла, и несчастный Моцарт за дверью был вынужден без конца наяривать свой «Турецкий марш». «Реквием» был бы актуальней!» — подумалось с досады. Открывать никто не спешил, пришлось выуживать свои ключи.
Гарик мертвецки спал. Он не слышал турецкого марша, всё ещё сотрясающего квартиру: рядом с диваном валялась бутыль из-под абсента. Другую Гарик нежно прижимал к груди — на дне её ещё что-то оставалось…
Что ж. Это упрощало задачу.
…Растворители для красок хранились под ванной. Кафельный пол приятно освежил щёку, и я выгребла на ощупь всё, до чего смогла дотянуться. Оказалось не так и мало, в том числе банка с бензином. На кухне я прихватила спички.
Спешить не хотелось: в таком деле важна обстоятельность.