журнал фантастики «Космопорт» 2015 № 1(14)
Шрифт:
Если мои отчёты не остановят вас, не предотвратят принятие вами смертного приговора здешней цивилизации, я сделаю всё, что смогу, а вы знаете, мои возможности, и без того немалые, теперь выросли в миллиард раз, чтобы не допустить его исполнения. Я буду жить вместе с ними, нераздельно от них. Когда-нибудь мы встретимся среди звёзд, вы почувствуете восторг от красоты их эмоционального мира и поймёте причину моего неожиданного решения. А пока — до свидания!
Алексей ЗАЙЦЕВ
ПОРТРЕТ ДЛЯ КЕНГУРУ
Алексей Зайцев — член Союза Писателей Москвы и Московского Литературного Фонда. Стипендиат Союза театральных деятелей РФ. Автор книг «Харакири для возлюбленной» («Геликон-Плюс» — 2008) и «Автор любовных романов» («ЭИ «Аэлита» — 2011) — номинирован на литературную премию «НОС». Лауреат международных литературных конкурсов «ЗлатенКан», «Согласование времён», «ФлоридаКон». Рассказы и пьесы публиковались в разнообразных журналах, газетах и сборниках.
Я был сломлен. Выставка, которую с таким трудом удалось организовать, провалилась. Картины, которые я писал последние десять лет, были разбиты критикой в пух и прах. Я шёл по улице, вдыхая прохладный мартовский воздух, наступая на грязные лужи, и мечтал только об одном — напиться до потери чувств и провалиться сквозь землю.
Ещё вчера, в день открытия, можно было догадаться, чем всё это кончится. Одетый в свой лучший костюм, я ходил среди приглашённых и тревожно вглядывался в лица, надеясь увидеть в них проблески понимания, но вместо этого люди отшатывались от картин в гневе, будто я оскорбил их лучшие чувства, либо стояли в недоумении состроив смешные гримасы, иные же вообще начинали смеяться.
Глядя на то, как они плюют на всё, что для меня было свято, на всё, чем я жил последние десять лет, мне хотелось выбежать из галереи и спрятаться как можно надёжнее, поднявшись на самый верхний этаж башни из слоновой кости.
Я шёл, сжимая газету «Наше искусство» и медленно умирал. Виднейший критик страны назвал мои картины нелепыми, а меня самого бездарью. С поразительной дотошностью он доказывал, что всё мной сделанное свидетельствует лишь о деградации стремлений современных художников, о тупике, в который зашёл российский абстракционизм. И это только начало! Через неделю на меня выльют грязь все кто только можно, от моих картин не оставят камня на камне.
Я зашёл в первый попавшийся бар и заказал виски. Денег у меня почти не осталось, но экономить было бессмысленно.
Мне принесли первый стакан. Я выпил. Через минуту принесли следующий. Я пил, чтобы остаться в живых. Чтобы не выпрыгнуть из окна и не повеситься на кожаном ремне.
С третьим стаканом мысли о смерти отступили. Вместо них пришли мысли о живописи. Ненависть к живописи. Я вспоминал, как договаривался о выставке, как выпрашивал на неё деньги, как дозванивался до нужных людей и обивал пороги. Я вспоминал о том, как сутками напролёт рисовал в своей тесной квартирке, не имея даже возможности снять мастерскую. Весной и летом, в славные погожие деньки, я сидел перед мольбертом с кисточкой наизготовку и рисовал. Рисовал, забыв обо всём на свете. Я голодал. У меня никогда не было лишних денег. Но я продолжал заниматься живописью. И вот к чему это привело!
Выпив ещё немного, я решил бросить живопись. К чёрту её! Пусть дальше обходится без меня! А я…я стану юристом или, к примеру, менеджером. Буду целыми днями перебирать документы или что-нибудь продавать. А что? По-крайней мере в этом случае у меня будут деньги. Будет возможность купить новые брюки и хорошую обувь. И что самое главное — никто не посмеет поливать меня грязью. Никто не станет кривляться глядя на мои картины. Напротив, теперь я сам смогу приходить на чужие выставки и на правах пассивного зрителя, не сотворившего ничего в жизни, зубоскалить, оценивая чужие творения.
После шестого стакана я поплёлся домой. Голова кружилась, ноги не слушались, в небе мерещилась вторая луна. Холодный мартовский ветер хлестал по лицу будто ладонями. На улице было темно. Должно быть, алкогольные посиделки продолжались куда дольше, нежели мне казалось. Наверное, была уже ночь.
Кое-как я добрался домой, умудрившись у самого подъезда наступить в глубокую лужу с плавающим на её поверхности снежным крошевом. Обувь промокла, но мне было на неё наплевать. Теперь я думал только о том, как войду в квартиру и завалюсь спать.
Когда я вошёл, то почувствовал запах табачного дыма. Я запер дверь, включил свет, и тут же чуть было не вскрикнул от ужаса — развалившись в моём кресле-качалке, сжимая в лапе курительную трубку, заложив ногу на ногу, сидел светло-коричневый кенгуру.
— Что за чёрт?!! — только и сказал я.
— Где? — спросил кенгуру и внимательно оглянулся.
Я промолчал.
— Надеюсь, вы не обо мне в таком тоне? — у кенгуру был довольно приятный тёплый голос. — Да вы не стойте, присаживайтесь.
Он закурил, и дым, вылетев из трубки, причудливо извиваясь, обвил его остренькую мордочку.
— Присаживайтесь, присаживайтесь, — повторил он, — вчера я побывал на вашей выставке и хочу выразить вам глубочайшие поздравления! Вы написали потрясающие картины!
Тут я почувствовал, что земля уходит из под ног, и потерял сознание.
Когда очнулся, кенгуру к моему ужасу, всё ещё был в квартире. Он стоял у кухонной плиты и жарил на сковородке яичницу.
— У каждой учёной воро-оны должно быть своё-о гнездо, — напевал он.
Должно быть, кенгуру услышал мои шаги и, обернувшись, сказал.
— Неправда ли у меня довольно-таки неплохой баритон?
— Правда, — сказал я, стараясь не упасть в обморок.
Кенгуру тем временем ловко подбросил деревянной лопаткой яичницу в воздух, она развернулась на триста шестьдесят градусов и снова приземлилась на сковородку.
— Предлагаю перейти на «ты».
Я молчал, пытаясь понять, почему после выпитого виски мне явились не черти, а кенгуру.
— С едой у тебя, конечно, туго. Кроме яиц ничего не нашёл. Ну, да ладно! Съедим что есть. Хотя, признаюсь по совести, избалованный успехом, я привык завтракать креветками и икрой.