Журнал «Компьютерра» № 19 от 22 мая 2007 года
Шрифт:
Выполнить такие работы одиночка не мог. Уже в шестнадцатом веке они требовали королевского бюджета.
Да и Галилей нуждался в господдержке – вспомним имя, данное им спутникам Юпитера, – Медицийские звезды, в честь тамошнего суверена.
Телескопы долго, до конца девятнадцатого века, были по карману отдельным людям. Правда, к концу этого времени, лишь богатейшим меценатам – риэлтеру Лику, построившему обсерваторию Калифорнийского университета с 36-дюймовым рефлектором, трамвайному магнату Йерксу, благодаря которому Чикагский университет обзавелся рекордным 40-дюймовым рефрактором.
Фонд Хукера, лос-анджелеского бизнесмена, приобрел для обсерватории Маунт Вилсон 100-дюймовый рефлектор. Именно на нем Бааде выполнил наблюдения внегалактических туманностей.
И последним объектом благотворительности был 200-дюймовый телескоп обсерватории Маунт Паломар, оплаченный фондом Рокфеллера.
Дальше астрономия стала государственной.
Естественно, государственным был и советский шестиметровый БТА, долго удерживавший звание крупнейшего телескопа в мире.
И вряд ли мы сильно ошибемся, если предположим, что самыми эффективными миссиями американских челноков были те, что связаны с телескопом Хаббла. Его вывод на орбиту. Ремонт. Модернизация и обслуживание. Затраты, посильные лишь сверхдержаве. И поток ценнейшей научной информации.
«Ум человеческий имеет три ключа, всё открывающих: знание, мысль, воображение – все в этом».
Виктор Гюго
Вот старое советское определение. Политическая экономия – наука, изучающая общественные отношения, складывающиеся в процессе производства, распределения, обмена и потребления материальных благ, и экономические законы, управляющие их развитием в исторически сменяющих друг друга общественно-экономических формациях.
Политическую экономию следует разделять с экономической политикой. Вот, по бессмертным словам бывшего премьера, лапидарное описание экономической политики – «хотели как лучше». А политическая экономия описывает и объясняет, почему же в очередной раз «получилось как всегда».
…Дорогостоящие научные инструменты существовали и ранее. Скажем – телескопы. Когда-то их строили на пожертвования риэлторов и трамвайных магнатов. Но работали на них вполне в классическом стиле. Ведущий исследователь. Ассистент. Несколько дипломников «на подхвате».
А исследования Большой науки – это уже совсем иное качество. Их продукт – уже не статья или книга, пусть даже такая, как «Zur Elektrodynamik bewegter Kurper» («К электродинамике движущихся тел» Эйнштейна) или «On the Origin of Species» («Происхождение видов» Дарвина).
Результаты Большой науки – это отрасли. Не только науки, но и – техники, и – экономики. Большой экономики. Народного, национального, а то и глобального хозяйства.
И еще раз вернемся к различию экономической политики и политической экономии. Успешная экономическая политика осуществляется посредством директивных решений. Пусть волевых, но весьма удачных. С точки зрения ограниченного числа изначально сформулированных критериев.
Вот советские успехи в создании атомной отрасли.
Вот советские космические успехи.
Триумф плановой экономики – довольно отсталая страна выходит на самые передовые рубежи технологии.
А вот дальше…
Нет обратных связей, присущих рынку и гражданскому обществу. Самонастраивающиеся механизмы, описываемые политической экономией, не включаются.
ЦИТАТА
«Когда историки взглянут на ХХ столетие, они увидят его темами науку и технологию, они найдут памятники Большой науки – гигантские ракеты, ускорители частиц, исследовательские реакторы, – символами нашего времени, подобно тому, как они найдут Нотр-Дам символом Средних веков. <…> Мы воздвигаем наши монументы во имя научной истины, они же строили их во имя истины религиозной; мы используем Большую Науку для увеличения престижа стран, а они использовали храмы во имя городского престижа…»
Элвин Вайнберг, 1961
Казалось бы, атомная энергетика в СССР – гражданская дочка сталинско-бериевской Бомбы, – возникла и развивалась весьма эффективно. Но вот реакторы «чернобыльского типа» на АЭС были не результатом работы рыночных механизмов, а следствием директивных решений и изначально военного характера атомной отрасли. В результате мы имеем то, что имеем [Правда, изъятие в 1990-е из атомной энергетики не только амортизации основных фондов, но и заметной части зарплаты высококвалифицированного персонала, принесло отрасли ущерб явно не меньший. Зато дало возможность обогатиться многим посредникам… В нарушение ВСЕХ законов политической экономии. Но в соответствии с проводимой экономической политикой]. Аналогично – космическая отрасль и экспорт вооружений. Последний хоть и достиг в прошлом году шести миллиардов долларов, дает лишь ничтожную отдачу от средств, истраченных на структурную милитаризацию СССР, в том числе и на советскую Большую науку.
В общем, сколько бы ни потратили денег, сколько бы ни наняли персонала, какие бы большие приборы ни построили и какие бы латифундии ни отвели под лаборатории – Большой наукой это станет лишь тогда, когда окажет влияние на экономическую жизнь НАЦИИ В ЦЕЛОМ, а не на благосостояние отдельных ученых, чиновников, а главное – поставщиков оборудования и строительных подрядчиков вкупе с теми, кто получит «откаты».
Поэтому всегда важно знать, как Большая наука, ее результаты, успехи и провалы влияют на общество. Она ведь уже выросла до уровня политэкономии, то есть определяет судьбы ВСЕХ членов общества. На которых незримые манипуляции атомами, битами, а то и квантовыми состояниями могут теперь повлиять гораздо сильнее, чем плотины гидроэлектростанций индустриальной и термоядерные бомбы ранней научной эпох… Это именно тот аспект Большой науки, который больше всего должен интересовать общество, каждого его гражданина.
Ведь восполнить дефицит результатов Большой науки невозможно. Они определяют место нации в системе глобальной экономики. Или на вершине, или в… И результаты эти получает не отдельный ученый, обладающий даже самым блестящим разумом, а сложная общественная структура выработки идей, гипотез, их проверки, накопления фактов, хранения и обеспечения доступности для всех. Но при том – структурируемая мыслями кого-то, сочетающего свойства мыслителя и организатора, скорее даже – вождя.
И самое главное, что надо понять: Большая наука не есть результат чьих-то субъективных решений. Тогда бы она проходила по ведомству не политэкономии, а экономической политики. Нет, факт ее существования относится к категории необходимого.
Вот, к примеру, колхозы, воплощенная мечта о Большом сельском хозяйстве. Дело, разумеется, сугубо добровольное: приезжает уполномоченный и, ласково поглаживая кобуру маузера, специально производимого германской промышленностью для большевиков, этак душевно говорит: «Предлагаю организовать колхоз. Кто против?»
Но тут были возможны варианты. За поворотом дороги – кусты, бузина, винтовочный обрез… А потом через кордон, в Румынию или Маньчжурию. Стараясь не попасться по пути герою-пограничнику Карацупе и его героической собаке с неполиткорректной кличкой Индус.