Журнал «Компьютерра» № 24 от 28 июня 2005 года
Шрифт:
Несомненно, что в области математики и физики достижения российской (или советской) школы очевидны любому специалисту. Далеко не случайным был огромный интерес экспертов всего мира к российской презентации на Конгрессе по математическому образованию, состоявшемся прошлым летом в Копенгагене. Впрочем, сегодня столь же очевидно и наличие серьезных проблем.
Мой скромный статус выпускника хорошей школы и разумного московского института, променявшего аспирантуру на обучение детей (чему отдано уже пятнадцать лет жизни) не позволяет давать советы власть имущим(Хотя очевидные – типа «семь раз отмерь, один раз отрежь!» – дать хочется. Если бы на высоком уровне вместо псевдо-тендеров сроком на месяц было организовано честное и независимое исследование реального положения дел в средней и высшей школе
Для истории отечественных научных школ типичен такой сценарий. Сначала один энтузиаст (или очень маленькая группа) начинает новое дело. Работа обычно идет при молчаливом равнодушном согласии коллег, реже – во враждебном окружении, крайне редко – при полной административной поддержке. Когда появляются первые результаты, принимаются хвалить (или ругать) тех, кто «заварил эту кашу». Позднее к создателям нового может прийти слава, а может (вместо нее или вместе с ней) грянуть либо активная административная поддержка, либо активное государственное преследование.
В начале ХХ века все эти этапы прошла школа Н. Н. Лузина, давшая начало чуть ли не половине отечественной математики (а началось все с небольших семинаров в непростые годы войн и революции). Другой пример – школа Л. И. Мандельштама на физфаке МГУ в 1925–44 годах. К обоим лидерам, хоть и с большим опозданием, пришла и мировая слава, и академические чины, и полное признание коллег. Но было и преследование на уровне государства с обвинениями во всех смертных грехах – от заполнения «своими людьми» ключевых научных постов до шпионажа и прямой работы на врагов своей страны. Спустя еще десятки лет и это ушло в прошлое. Остались только благодарные слова тех, кому посчастливилось быть рядом, кто нес в себе заряд, полученный в лучшие годы маленьких и больших семинаров, которые вел Ученый, Человек, Учитель.
Нечто подобное иногда происходит и в обычной средней школе, где появляется энергичный, работящий преподаватель или администратор с продуктивными идеями, способный увлечь ими даже тех, кому по должности положено только «не пущать». Так начиналась история самых известных ныне московских физмат-школ (2-й, 444-й, 57-й, 179-й, 91-й, 1543-й и ряда других). Так образовывались вокруг ярких педагогов замечательные школы в Кирове и Майкопе, в Омске и Калуге, в Нижнем Новгороде и Челябинске. Причем создавать такие школы административно удавалось в редчайших случаях. Как правило, для этого требовалась добровольная, трудная и долгая самоорганизация педагогического коллектива. Этому процессу не поможет никакое постановление Департамента образования, РОНО или министерства. Хорошее просторное здание в хорошем районе с нормальным финансированием, к сожалению, не гарантирует успеха.
В ряде случаев команда организаторов-единомышленников получала полную административную поддержку. Так, при активном участии властей были созданы в конце 40-х годов знаменитые МФТИ и МИФИ. При поддержке государства в 60-е годы появились Всесоюзная заочная математическая школа (ВЗМШ) и знаменитая ФМШ №18 (теперь СУНЦ МГУ), а чуть позже начал выходить знаменитый журнал «Квант». Свежий пример – организованная в Москве несколько лет назад школа «Интеллектуал». Но инициировало такие проекты всегда небольшое ядро энтузиастов.
Перейдем к нынешним временам. В период социальных катаклизмов 15–20-летней давности вопросы образования на некоторое время почти выпали из сферы интересов государства. В то время каждый директор школы, ректор института, декан факультета вынужден был сам решать многие новые для себя вопросы. Приходилось либо находить иные формы работы (не столько у доски, сколько в административных кабинетах), либо лишаться и учителей, и учеников. Руководителям школ и институтов обычно было не до качества образования – почти вся энергия уходила на то, чтобы в школе текла
Сейчас энтузиастам стало немного легче. По крайней мере на словах им даже готовы помогать. Ну а в Москве власти и впрямь поддерживают, развивают те школы, где происходит что-то самобытное, необычное. К сожалению, в последние три года разнообразные чиновники (увы, не государство!) стали энергично «заниматься школой». Если среди читателей есть наивные люди, предположившие, что этих господ из РАО (Российская Академия образования), РОСРО (Российский общественный совет по развитию образования), министерства и его дочерних структур интересует положение учителя или обеспеченность учебного процесса, что они пекутся о качестве образования и его соответствии требованиям нынешнего дня, – спешу развеять иллюзии: нет! Их волнуют совершенно чуждые школе проекты – то «эксперимент по внедрению ЕГЭ», то «всеобщий переход на профильное образование», то создание очередной базы данных, требующее чудовищной и никому в школе не нужной работы (сегодня в школы приходят сотни инструкций с пометкой «Срочно»).
Предметным олимпиадам и соревнованиям в этом смысле проще. Большинство из них по-прежнему не вписываются в чиновничий строй вещей и существуют без бумажной волокиты, без инструкций и постановлений, без указаний министерства (Но когда такие указания появляются – например, положение и приказы Министерства образования о IV и V этапах Всероссийской олимпиады школьников в 2004 и 2005 годах, – тогда за головы хватаются все, кто работает с детьми, от Мурманска до Майкопа и от Калуги до Камчатки). Наверное, по этой причине олимпиады растут и множатся вместе с летними лагерями по предметам и выездными школами, на которые приезжают со всей страны, потому что известно – «там учат хорошо». В Москве только математические соревнования (возникшие не по указанию начальства, а, скорее, к его удивлению) несколько раз в год собирают по несколько тысяч участников(В Москве уже приходится составлять обширный городской календарь интеллектуальных соревнований. Роль государства в поддержке самых популярных из этих мероприятий велика и очень позитивна).
В высшей школе ситуация не столь радостная. Могучие старые вузы превратились в этакие неповоротливые плавбазы, почти утратившие способность к маневру по объективным (не только финансовым) и субъективным причинам. Однако топлива этим монстрам по-прежнему надо много, и у руководителей почти все время уходит на поиск новых источников средств. Давно назревший пересмотр программ и учебных планов (причем именно коренной пересмотр, а не мелкие коррективы) в институтах и университетах оказывается делом почти нереальным (я уж не говорю о том, что для этого нужны фигуры масштаба Колмогорова).
Самыми удачными в последнее время опытами нового стали сравнительно небольшие институты (кафедры и даже группы), которые способны при известной свободе делать очень и очень много полезного. Таких примеров можно найти немало. Конечно, не все они удачны, но – «движенье дороже итога».
Особое место здесь занимает Независимый московский университет (ium.mccme.ru). Основанный двенадцать лет назад крупнейшими математиками страны, НМУ за эти годы стал одним из лучших математических вузов. Этому небольшому вузу удается не только обеспечивать уровень обучения, высоко оцениваемый профессионалами, но и постоянно искать пути развития. Ежегодно на первом курсе приступают к занятиям от пятидесяти до ста студентов. Однако к выпуску их остается всего несколько человек. В НМУ спокойно относятся не только к вольнослушателям (любой может прийти послушать лекцию или поучаствовать в семинаре, особенно на младших курсах), но и к тому, что студенты, мечтавшие в школе заниматься наукой, к середине обучения в университете меняют свои планы. Большинство материалов курсов НМУ размещены на его сайте, многие изданы в виде брошюр и книг, и только ограниченный объем этой заметки да ее уж очень общий (а не специально математический) характер не позволяют мне проиллюстрировать конкретными примерами их неизменно высокий уровень.