Журнал наблюдений за двадцать лет
Шрифт:
– Вы что с этой ерундой явились? Вы не видите-тут у меня пациенты с серьёзными травмами сидят? А у вас что?..
Медсестра не стала дожидаться моего ответа и сказала сама:
– А вы посмотрите: откуда они приехали? Это же психбольница, они там все дураки!
Надо признать, что доля правды в её словах таки была. Врач-травматолог взял мою историю болезни и сделал в ней короткую запись, после чего мы направились к выходу.
Никакой машины для нас не стояло. Пришлось искать телефон и вновь вызывать для перевозки скорую. Мне ни в чём не отказали, но ждать пришлось часа три. За нами так никто и не приехал. Было принято решение возвращаться в психушку пешком. Холодало, и мы были без верхней одежды. Да и охране на дальние расстояния можно было сопровождать только на транспорте. Но другого
Эта осень была для Людмилы Савенковой неудачной. Вначале я ей отказал, а вскоре ей и отказала её лучшая подруга Настя Алексеева. Когда Оксана получила диплом ей предложили у нас только должность санитарки, или-медсестры на любом другом отделении. Разобидевшись на всю вселенную, Оксана время до родов просидела дома, а когда родила-устроилась гардеробщицей в детскую поликлинику.
Каждый раз, когда я встречал Людмилу на работе, она обязательно упрекала меня примерно так:
– Вот, Виталик, ты Уланова не ценишь, а он сразу согласился пойти за меня на пост. Вот, он – молодец! Не то что ты! Я тогда хотела тебя с дочкой своей познакомить, чтобы потом женить тебя на ней вместо Ромы, а ты – придурок, даже не взглянул на неё…
А что мне надо было делать? Чего она ждала? Что я с эрегированным членом буду бегать за ней по площадке? Мне было не по себе от мысли, что меня держат за полного идиота. Да, повторюсь, медсестра у травматолога невольно проговорила правду, которую другие деликатно умалчивали.
Глава 16. Владимир Сурин – головорез.
В конце 1999 года ожидался «миллениум», то есть переход на двухтысячный год. Кто-то ждал конец света, кто-то глобальный компьютерный сбой, но ровным счётом, ничего связанного с этим не произошло. В нашей больнице всё шло своим чередом. Уланов поступил в какой-то коммерческий ВУЗ на юридический факультет и у него была этой зимой первая сессия.
Проиндексированную зарплату теперь выплачивали вовремя, шла война на Северном Кавказе и многие следили за фронтовыми сводками. Было тревожно, но по моим ощущениям, дно наша страна уже прошла и ей предстоял долгий, мучительный подъём наверх. Было очевидно, что для этого потребуются долгие годы, а может и десятилетия.
А в наше отделение, где-то в это время поступил один очень известный пациент, местная легенда – Владимир Сурин. В 1995-м году он находился на принудительном лечении в стационаре общего типа за незначительную кражу. Под новый, 1996-й год его выписали из больницы, и вместе со всей страной Владимир справлял праздник в компании местных маргинальных люмпенов, ну о-очень маргинальных. На утро, 1-го января, проснувшись первым в компании трех собутыльников, Владимир взял топор и всех зарубил им. Отрубил одному из них голову полностью, а второму не до конца. Затем-положил отрубленную голову в сумку и отнёс её к памятнику Ленина, в центре города. А потом-пошёл обратно доделывать свою работу. Проходящие мимо малочисленные прохожие сразу заподозрили неладное и проверили содержимое сумки. Надо ли говорить, что это вызвало шок?! Первый звонок милицейский дежурный расценил, как хулиганскую шутку, но на второй – всё же прислал наряд. Подошедшие сотрудники милиции составили протокол, упаковали находку и собрались было уходить, как к месту преступления, в самый раз, подошёл убийца, неся в другой сумке ещё одну голову. Сурина арестовали. Суд признал его невменяемым и направил на принудительное лечение в больницу со «специнтенсивом»; эта та, что в соседнем регионе. Сурин пробыл там четыре года и был переведён к нам.
Долгое время ходило мнение, да и сейчас ходит, что на преступление Владимир Сурин пошёл из-за «голосов» не то ангелов, не то- инопланетян. Да, так он и сам говорил. Теперь, через двадцать с лишним лет, я могу сказать, что «голоса» (или же-слуховые галлюцинации) за долгие годы наблюдения у него не наблюдались. А что же было? Бред, или говоря языком психиатрии – хронический параноидный синдром. Очень сложно понять мышление психически больного человека, но я попытаюсь как можно точнее описать его мотивацию.
Владимир вырос в семье «со странностями», но вполне себе благополучной и уважаемой. После школы он получил два высших образования, художественное и педагогическое. В бытность советской власти-являлся комсоргом, то есть коммунистическим партийным функционером. Какое-то время работал художником-оформителем, женился и мало чем выделялся из общей массы людей. Его ценило начальство, уважали соседи и близкие, любили женщины. В возрасте около тридцати лет Владимир заболел шизофренией и периодически наблюдался у психиатра. Как раз на излёте СССР, как и многие – увлёкся религией и часто посещал православный храм. Где-то в это время, началось движение по нисходящей: сначала- алкоголизация, затем – мелкие кражи.
Механизм развития шизофрении мне объяснил один доцент и практикующий врач с многолетним опытом. Вначале – человек не в состоянии определить значимость происходящих вокруг событий и в сознание больного врывается поток информации, которую мозг не в состоянии обработать. Возникает информационная перегрузка и сознание просто отключает связь с реальностью. Получается состояние, которое называется-«аутизм». Больной в это время становится замкнутым и не способным на какую-либо деятельность. В это время возникает бред. Бред: это-выстраивание логических связей между вещами и событиями произвольно, в соответствии имеющихся задатков и эмоциональных состояний человека. Выделяется центральная бредовая структура, какая-то сверхценная идея, а на неё как снежный ком формируется вторичный бред, обслуживающий идею-фикс. Иногда-присоединяются галлюцинации, и это называется-«паранойяльным синдромом». Иными словами, шизофрения: это-способ адаптации человека к окружающему миру, вследствие утраты им механизма оценки важности входящей информации.
Вторая составляющая материя данного случая-религиозная. В православной традиции есть такой термин – «прелесть». Это состояние человека, когда тот видит себя кем-то великим, или даже святым, наслаждается благодатными состояниями, которые, как ему кажется исходят от Бога. В традиционной формации это состояние является глубочайшим духовным падением и когда-то на таких «просветлённых» налагали строжайший пост. Механизм возникновения тут прост. Определённые религиозные ритуалы и пение вызывает прилив дофамина и серотонина в нейромедиаторах и человек в это время чувствует эйфорию. (То же самое можно испытать, скажем, на рок-концерте). Если в это время нет рядом опытного наставника, который «стянет его за ноги на Землю», то верующий воспринимает биохимические процессы как благодать свыше. И раз он удостоился такой благодати, то значит, в духовной сфере он представляет какую-то важную единицу. Развивая эту идею, можно дойти до того, что человек вообразит себя неким великим пророком, кем-то вроде Еноха, спустившимся на грешную землю и обладающим властью судить людей за их грехи. Как в Откровении, когда спустившиеся два Пророка обличали Антихриста и убивали высшей силой противников Господа. Шизофрения убирает все препятствия для развития такой запредельной гордыни.
Я, впоследствии, часто беседовал с Суриным на религиозные темы и обнаружил, что православное вероучение он не знает, совсем. А религиозность для него складывается из обрядовости и личных фантазий, этакая-православная магия. Убитые им собутыльники принадлежали к самому дну социального общества и убив их он считал, что выполняет «волю Бога», но не по прямому повелению, то есть галлюцинации, а как-бы метафизически. И подношение их голов фигуре Вождя это, как на параде 1945-го года: бросание знамён поверженного противника к Мавзолею. То есть материализованное выражение триумфа победы сил добра.
Находясь в отделении, Владимир Сурин быстро приобрёл статус авторитета и в иерархии больных занимал высокое почётное место. У него имелся вполне сохранный интеллект, что позволяло легко подчинять себе умственно более слабых пациентов и манипулировать ими. Иногда Владимир конфликтовал с персоналом, что в условиях тогдашней трудовой дисциплины было закономерным. Внешний вид у больного был с акцентом на стереотипную «русскость». Владимир носил окладистую бороду, подпоясанную джинсовую куртку-кафтан, шерстяное трико и тапки, отдалённо напоминающие лапти. На голове обычно он носил какой-то картуз. Старался говорить басом, как священник и всё время с собой носил деревянную ложку за поясом, которой пользовался в столовой.