Журнал Наш Современник №1 (2003)
Шрифт:
Нередки такие случаи, когда тебя просто “подставляют”. Помещают на странице “желтой” газеты твою фотографию, которую ты им не давал. А изо рта у тебя — облако, с надписью о любви к этому сомнительному органу печати. Все бывает. Тут спасает только одно: ты-то сам знаешь, что непричастен к безобразным выходкам прессы.
Не снимаюсь в рекламе не потому, что не хочу заработать деньги, которых не хватает. А не хочу я предавать какую-нибудь бабушку, которая верит мне, верит моим героям. Вот этому мужику я верю, решит она, а реклама ее обманет. Я же такого себе никогда простить не смогу.
Предать человека — это значит предать самого себя... Мне легче взять
Искусство должно помочь возрождению народа. Но и народ должен помочь возвращению искусства. Не должен он поддерживать ни одной своей трудной копейкой отравляющий душу и мозг товар, широко предлагаемый на книжных прилавках, в киосках аудиовидеозаписи. Важно не давать всему этому чуждому — ничего !
Не поддерживать чуждое — это уже поступок. Это поступок, свидетельствующий о твоей верности России... Стараюсь не соглашаться на интервью. Мне в день по шесть-семь “желтых” газет названивают. И всех я посылаю очень далеко. Русский человек должен основательно ограждать себя от вторжения всяческого безобразия в свою жизнь. Во имя сохранения в себе самого сокровенного — своей русскости.
При всей замученности, нищете, всеобщей зачумленности остались еще у нас и светлые головы, и гордые, мужественные сердца. Клевета, что Русь полностью споили, что окончательно поставили на колени. Неправда, что душевная слепота поразила весь русский народ и ослабила нас до последнего гибельного предела — сегодня прозревают многие. И остановить этот процесс уже невозможно.
Да, никогда еще на Руси не было такого сквозняка — сквозняка чуждых верований, чужеродных растлевающих идей, искушающих нас на каждом углу. Я вовсе не консерватор. Но не видеть, что они вытесняют наши традиции, истребляют наши корни, унижают нашу культуру, уничтожают наше Православие, выжигают все, на чем выросли наши деды и прадеды, — преступно. Поддерживая, даже по мелочам, все чуждое России, мы уничтожаем будущее наших детей и внуков — мы погружаем их будущее во тьму национального беспамятства. Поддерживая чуждое по мелочам, сегодня — завтра, мы свое будущее предаем, уже все вместе, в масштабе вселенском...
Последнее время нас стараются убедить в том, что кризис миновал, что рост производства ощутим, что военные получили возможность более-менее сводить концы с концами. А уж пенсионеров вообще, казалось бы, осчастливили последними прибавками к пенсиям. Складывается впечатление, что не сегодня-завтра мы станем процветающей европейской державой. Но отчего же так болит сердце, когда видишь такое расслоение общества? Ведь пропасть между богатыми и бедными становится только все больше и все страшнее. Когда я вижу клопа, напившегося народной кровью, который строит у себя на даче зимний дворец с температурой минус двадцать градусов, где вольно разгуливает десяток пингвинов за трехметровым забором с армией охранников, я чувствую плевок на своем лице. И я в ответ могу лишь утереться. Перед таким любителем северной экзотики среди повальной народной нищеты меня одолевает бессилие. Экстремизм, с которым пытаются сегодня бороться, порождается не народом. Он порождается такими клопами.
ЧЕТЫРЕ НАПУТСТВИЯ
Если говорить о своих корнях, они у меня очень своеобразные. Мои предки по линии отца — из донских казаков. Были высланы
Надо сказать, всегда я его побаивался — был он суровый мужик двухметрового роста. А тут, перед самой его смертью, я как-то с перепугу вообще ничего не понял. Вырвался и убежал... Но прошли многие годы — и я вспомнил эту заповедь. Со временем только я осознал великую значимость ее. Кто знает, может быть, она всегда так и передавалась, от уходящего из жизни к тому, кому жить на этой земле.
Вся жизнь строится по кирпичику, как здание. И такой мощный, такой крепкий фундамент был заложен той заповедью моего деда, что сегодня ни одна тварь меня с этого фундамента не собьет. Что бы против меня ни вытворяли, как бы меня ни разрушали, а я стою твердо на своей земле. И с годами чувствую это только сильнее. Дай-то Бог всем нам помнить, что наша Родина — это великая страна. Это великая Россия. Кто говорит “эта Россия, эта страна”, он мне никогда не будет другом. Это — моя Россия. Это — моя страна...
А дед по линии матери воевал в Красной Армии. Тоже странный народ был. Странный народ России, перемоловший страшную коммунистическую идею... И ведь в самом начале “Манифеста” Маркса и Энгельса написано: “Призрак бродит по Европе, призрак коммунизма”. Уже можно было напрячься от слова “призрак” — оно же дьявольское. Сатанинское... Сколько замечательных людей было уничтожено этой идеей! Не все слепо подчинялись ей. Но кучка мерзавцев убедила — и народ восстал против Евангелия. Предал сын отца своего, пошел брат на брата. И всегда были, и всегда будут такие мерзавцы, которым выгодно разъединить, столкнуть нас лбами еще и еще раз. Ослабить, одним словом...
Вот так получилось, что происхождение у меня — двойное. И тот и другой дед мне дороги равно. Но больше приложил руку к воспитанию моему белогвардейский дед. Из казаков. Многие семьи что-то подобное пережили. Поэтому я принимаю прошлое таким, какое оно есть. И мне в одинаковой степени дороги и белые, и красные.
Наша история, особенно начиная с 1917 года, искажена настолько, что мы до сих пор, по прошествии стольких лет, прийти в себя не можем. Медленно, постепенно уничтожалось и осквернялось наше прошлое. Я уж не говорю о древней нашей истории, о средних веках. О чем нам рассказывали в школе? О святом дедушке Ленине. А сколько крови на его руках? Сколько крови на руках Свердлова и Троцкого? Одних только казаков сметено ими с русской земли около миллиона... К счастью, никогда у меня не было привычки принимать все сразу за чистую монету — мне было необходимо самому разобраться, что к чему.
Революционные идеи — та ложка дегтя, которая была вброшена в бочку меда. Мед — это и есть Россия. Но Россия — настолько энергетически мощное государство, само по себе и по всем делам, что оно в величайших муках перемололо деготь, претворив его снова в более или менее чистый мед...
Я ненавижу баррикады, разделяющие единый народ. Я ненавижу тех, кто создает эти баррикады. Я хочу, чтобы не было вражды между белыми и красными, синими и зелеными. Вот эти цветовые разделения по сегодняшний день — самое страшное для России, что может быть.