Журнал Наш Современник №10 (2002)

Журнал Наш Современник

— Ладно острить-то. Не ты ЦУ получал, не тебе и расстраиваться. А получил бы, так не острил бы, а побежал бегом выполнять, — обиделся Тыковлев. — Он ведь не сказал, что ему надо. Это я должен понять, чего он хочет. Угадаю, значит, молодец. Не угадаю, значит, дурак, слабый работник, не единомышленник. Угадывают, сам знаешь, единомышленники. Потом им прощают, даже если они иногда и не угадывают. Надо угадать в первый раз. Серьезная работа и большое испытание. Ты бы лучше не ерничал, а подсказал. Тебе с твоей колокольни, может быть, чего свеженькое видится. Ребята у тебя в международном комдви­жении острые... Разное говорят...

— Какие острые, тех твой Михаил Андреевич не любит, — улыбнулся Толя. — Да ты не дрейфь. Ты только своим подопечным намекни, что у тебя заданье есть одним порку, а другим молочные реки и кисельные берега устроить. Они к тебе

завтра все сбегутся и на задние лапки встанут. От ценных идей отбоя не будет. Друг друга топить наперегонки примутся. У них же жуткая конкуренция и вечные склоки. Ну, некоторые, правда, дружков своих выхвалять станут. Одним словом, такого наслушаешься, что и придумывать ничего не надо будет. Только обобщай и осерьезнивай. Ты, главное, сам с ними в какую-нибудь историю не угоди. С них все станется. Ты думаешь, тогда в 1948 году это Жданов все сам придумал? Хрена с два он бы один такое придумал. Это они друг с другом счеты сводили, материалы в ЦК тащили. Только тогда Жданова папа поддержал. А что сейчас папа хочет, никто толком не знает. Похоже, в основном спокойной и красивой жизни. Вот тут не промазал бы Михаил Андреевич. И ты вместе с ним. Но ты же, Саша, у нас хитрый, — подмигнул Беляев. — Тебя даже лорды и сенаторы окрутить не могут... Куда уж простым советским писателям или художникам.

* * *

Тыковлев опять ехал вверх на заднем лифте. Снова по вызову. Впрочем, за несколько прошедших месяцев это был уже третий по счету вызов. Все это время приходилось напряженно работать. Встречаться с писателями и литературными критиками, заводить новых друзей, возобновлять старые знакомства в научной среде. Защитив докторскую, Саша думал, что продолжать знакомство с этой братией ему будет уже ни к чему. Ан нет. Пригодился вдруг и Банкин. Прохвост-прохвост, а вхож был в разные дома и редакции, знал, кто с кем и против кого, кто чего пишет. Сам даже, кажется, что-то сочинял потихоньку по истории советской литературы. Про Симонова, что ли.

Постепенно складывался солидный документ. Как говорится, принципиальный и адресный. Невзирая на лица, всем сестрам Саша раздавал по серьгам. В том числе и лауреатам, и заслуженным, не говоря уже о Солженицыне. Было, кстати, за что. С 1948 года много воды утекло. Подраспустился интеллигентский цех. Что там Ахматова с ее лирикой и стихами про черного кота или музыкальные выкрутасы Вано Мурадели. Шалости. Семечки. Ни Ахматова, ни Зощенко, ни эти композиторы-формалисты в подметки не годились по своей вредоносности интеллигентской поросли конца 60-х. Саша все больше воодушевлялся. Слова делались все резче, обвинения все тяжелее, документ обретал весомость и строгость. Пора было решать, какой статус придать этой бумаге. Постановление ЦК КПСС о положении... и задачах по... Или же редакционная статья “Правды”. На худой конец, редакционная статья в журнале “Коммунист”. Хотя, конечно, “Коммунист” — это уже не то. Если статья, то как назвать? “На стезях антимарксизма”? Дешевка. Надо что-нибудь более солидное, как бы нейтральное, но чтобы сразу было видно, что положение достаточно серьезное и что партия считает нужным поправить. Но это начальству решать. Ему надо иметь набор предложений под любой возможный вариант. Скажут постановление, так постановление. Статья, так статья. Михаилу Андреевичу, кажется, нравится. Правда, его не поймешь. То скажет, что структура должна быть четче. То о подходящей цитате из Ленина напомнит. То кого-нибудь персонально предложит упомянуть. То отругает за неумение понятным языком изложить суть вопроса. В общем, работа, как говорил Маяковский, адовая. Но, слава Богу, наступает заключительный этап. Начальство уже больше недели как документ “заглотило” и молчит. Значит, читает, докладывает, соображает, как лучше сделать.

Тыковлев вошел в приемную. Дежурил Слава Малочкин. Почти что хороший друг. Каждый день по телефону последние три месяца общались.

— Привет, Слава, — обратился к нему Тыковлев. — Чего хорошего скажешь? Как настроение у начальства?

— Сегодня у Л. И. был. Вашу бумагу с собой брал, — шепнул Малочкин. — Не знаю, чего и как. Папку его еще не разбирал. Вернулся не в духе. Потом вас вызвал. Но он несколько вопросов должен был докладывать. Что у него там не получилось... Я сейчас доложу.

С этими словами Малочкин нырнул за дубовую дверь и тотчас вынырнул назад, жестом приглашая Тыковлева заходить.

Суслов сидел, как обычно, с зажженной настольной лампой и напряженно читал через толстые стекла очков. Спокойно кивнул Тыковлеву, указав на кресло

у приставного столика, и продолжил чтение. Потом прервался, кашлянул и отхлебнул глоток из стакана с чаем.

— Ну, Александр Яковлевич, думаю, пришло время завершать начатую работу. Как вы считаете? В общем, документ есть, хотя не во всем он получился таким, как хотелось бы. Есть все же некоторая излишняя драматизация. Во всяком случае, на специальное постановление ЦК это, видимо, не тянет. Другие вопросы есть сейчас. И более срочные, и более острые. Не очень ко времени, одним словом. И по структуре материала не очень все удачно решается у вас. Получается, что партия должна раскритиковать практически всех наших ведущих представителей творческой интеллигенции. Один — слишком левый, другой — слишком правый, третий — националист, четвертый — патриархальный идиот, пятый — мелкобур­жуазный анархист. Со всеми в итоге поссоримся. С кем останемся? Но вы правы, конечно — есть явные недостатки, нельзя проходить мимо них, надо о них говорить, по-товарищески указывать. В общем, давайте поступим так. Вы уберите по возможности ссылки на известные имена и фамилии. Все то же самое можно сказать погибче. Назовите суть явления, проиллюстрируйте ссылками на каких-либо критиков, авторов брошюр. Они, кого это касается, все прекрасно и так поймут. Снимите некоторые резкости. Я кое-где пометил эти места по тексту. Добавьте рассуждений, анализа, обязательно с применением ярких примеров из нашей истории, из практики коммунистического строительства. В общем, пусть это будет ваша авторская статья. Не сомневайтесь. Она произведет впечатленье. Я знаю, что вы писали это с убеждением, с верой в то, что наша творческая интел-лигенция твердо предана делу партии и строительства социализма. Кто вы такой, все знают. Так что и отношение к вашей статье будет соответственное. Согласны?

— Согласен, — ответил упавшим голосом Тыковлев. — Только не сочли бы с моей стороны нескромным публикацию такого материала от собственного имени.

— Не волнуйтесь. Это мнение товарищей, которые ознакомились с материалом.

— Михаил Андреевич, если можно, еще один вопрос. Где публиковать?

— Договоритесь сами с главным редактором. Я бы на вашем месте послал статью в “Советскую культуру” или “Литературку”. Это и с точки зрения авторской скромности, и с точки зрения той аудитории, которой статья адресуется, будет, пожалуй, наиболее целесообразным. Не стоит поднимать вопрос до общепар­тийного или общегосударственного масштаба, идти в “Правду” или “Известия”. Так что действуйте. Желаю успеха.

Суслов опять склонился над бумагами. Саша осторожно вышел из кабинета.

* * *

Было раннее утро. Войдя в кабинет, Суслов негромко поздоровался с помощником, раскладывавшим на его столе папки с документами. Прошел в комнату отдыха и начал снимать плащ, когда вдруг громко и требовательно зазвонил телефон.

— Это прямой, — испуганно предупредил помощник, не решаясь взять трубку, — сами подойдете или мне снять?

— Снимай, я сейчас, — досадливо бросил Суслов.

— Слушаю, Леонид Ильич. Доброе утро.

— Здравствуй, Михаил Андреевич! — зарокотал в трубке Брежнев, как всегда шепеляво и с трудом выговаривая слова. — Не здорово с твоим Тыковлевым получилось. Я же тебе говорил, что не ко времени. Не тронь говно, оно и не воняет... Вот опубликовали эту его статью. Один академик звонит, другой звонит. Письмо группа писателей прислала. И как это у вас получилось, что все со всех сторон жалуются? Всех зацепили и ничего путного не сказали. И тот плох, и этот, в общем, все плохие. А кто хороший? Твой Тыковлев? Он, может быть, и хороший, только один у него недостаток. Как писатель, или там художник, или ученый никому не известен. Ноль без палочки, — Брежнев хохотнул. — А всех их учить собрался. Получается, что от имени ЦК поучает, а сказать-то ему нечего. Ну, не так это надо было делать! Ты же понимаешь, что не так. Только все это болото начало немножко успокаиваться после Пастернака, Солженицына, Даниелей с Синявскими. Опять все разворошили.

— Но ведь не на пустом месте, Леонид Ильич. Ты же понимаешь, что нельзя их распускать. Мало того, что один в лес, другой по дрова. Они все больше на антисоциалистические позиции встают. Нельзя нам уступать в вопросах идеологии...

— А ты думаешь, они после твоего Тыковлева подравняются? Ни хрена подобного. Только хуже будет. В общем, надо его куда-нибудь отправить. Сам понимаешь, что после этой статьи ему с интеллигенцией не работать. Подыщи ему место, но не в ЦК. В ЦК ему больше работать не надо. Не тот человек.