Журнал Наш Современник 2001 #3
Шрифт:
“Но ведь столько лет все говорят и пишут о “мюнхенском предательстве”! — может воскликнуть читатель. — Разве его не было?” — “Было. Но лишь со стороны… Чехословакии”. Сами же участники конференции, словно деды мазаи, хотели спасти зайцев. Каждый — своих. Или, другими словами, думали-рядили, чтобы и волки были сыты, и овцы целы. Нельзя же в самом деле заподозрить Англию и Францию в том, что они только и мечтали, чтобы уже на следующий год оказаться в войне с Германией? И британский премьер был вполне искренен, когда, вернувшись в Лондон, у трапа самолета размахивал листком бумаги: “Я привез вам мир!” А это, говоря словами Талейрана, было больше, чем преступление — это была ошибка.
Что же касается предательства, то это — особое, замешанное на трусости, состояние души. Склонность к предательству может быть свойственна не только отдельным людям, но и целым социальным группам, даже народам. Хотя Гитлер кричал о том, что Чехословакия угрожает его тылу, что она — “нож в сердце Германии”, он не сомневался, что “эти швейки” воевать не будут, как не хотели воевать за Австро-Венгрию, так не станут воевать и за себя — так уж их воспитали правители: в случае опасности спрятаться, отсидеться, выждать. Но Гитлер, разумеется, был не совсем прав: к о г д а н а д о, чехи были способны на
н и уже и это взялись решать!)
Впрочем, мы несколько отвлеклись. Сначала ловкий ход “мюнхенцев” сработал — Гитлер, как и обещал, пошел все же на Восток, а не на Запад. Но в дальнейшем их планы вдруг пошли кувырком: разгромив Польшу, Гитлер неожиданно остановился, да еще чуть ли не брататься стал с русскими, тут тебе и дружеский совместный парад в Бресте, и любезное согласие — в соответствии с Пактом о ненападении — не претендовать на Западную Украину, Западную Белоруссию, бессарабские земли. А тут еще это
было нанести травму солдату фюрера. Больше всех потешался над этой “странной войной” Гитлер. Когда ему докладывали, что ни французы, ни англичане никаких боевых действий не ведут, он довольно потирал руки: “Ну, они у меня дождутся!” А вот что пишет об этом американский историк Джон Толанд:
“…Тем самым они все время подчеркивали, что их настоящим врагом является не Германия, а красная Россия. То, как Гитлер обошелся с Польшей, не казалось им “чрезмерным”, дурными лишь представлялись его манеры… Война против него стала как бы “уснувшей”. Когда наш журналист Уильям Ширер проехал на поезде вдоль французской “линии фронта”, ему объяснили, что с начала объявления войны здесь не прозвучал ни один выстрел. Он сам в этом убедился, видя, что обе стороны строго соблюдают необъявленное состояние “прекращения огня”. Единственным выстрелом из орудия наш поезд мог быть разнесен в щепки. Но ни французы, ни немцы не мешали друг другу в беспрепятственном движении по своим ж.-д. линиям. Да, “странная война”. И так оно и было, — продолжает Дж. Толанд. — Когда бывший первый лорд Адмиралтейства предложил в ходе этой “войны” нанести бомбовый удар по промышленным объектам на юге Германии, командующий королевскими ВВС сэр Кингсли Вуд воскликнул: “Да вы что?! Это же частная собственность. В следующий раз вы чего доброго потребуете еще от меня бомбить и Рур…”
И они действительно “дождались”… мая 1940 года, когда Гитлер расправился и с Францией, и с почти миллионным английским экспедиционным корпусом под Дюнкерком.
Казалось бы, после тех упорных, но наивных попыток провести Сталина в апреле — августе 1939 года, когда Англия и Франция имитировали свои “серьезные намерения” на Московских переговорах, послав на них третьестепенных политиков без полномочий, а на самом деле стремясь за
нашей спиной сговориться с Гитлером, Запад должен был наконец угомониться и всерьез взяться за обуздание фашистской Германии. Но не тут-то было! Лукавые умишки продолжали трудиться и выдали новую потрясающую идею — разыграть… финскую карту, то есть втравить СССР в войну с Финляндией, к этому времени возглавляемой ярым антисоветчиком Маннергеймом, вооруженной ими до зубов, огражденной от своего соседа неприступной, в несколько раз более мощной, чем “Мажино”, линией, и продемонстрировать Гитлеру военную слабость России: твой враг не так уж и страшен — вперед! Подзуживаемый Западом бывший русский генерал стал вести себя нагло и дерзко, не соглашаясь ни на какие самые выгодные для Финляндии условия урегулирования проблемы Карельского перешейка, не соглашаясь даже на обмен этой исконно русской земли на вдвое большую территорию в Карелии, на простой отвод войск от Ленинграда…
Причем самое поразительное в этой истории то, что уже фактически дышащие на ладан Франция, Англия и примкнувшая к ним Бельгия вместо активного ведения войны с Германией готовили 150-тысячный экспедиционный корпус, рассчитывая в середине марта 1940 года направить его в Финляндию; кроме того, в штабах этих стран с участием, как всегда, мудрых американских советников планировалось нанести серию бомбовых ударов по жизненно важным объектам СССР, а также осуществить в нашу страну вторжение с юга, через Кавказ. Чтобы приободрить Финляндию перед этой операцией, они срочно направили ей 500 орудий, 350 самолетов, свыше 6000 пулеметов, около 100 тысяч
винтовок, 2,5 млн снарядов и другого снаряжения. Стоит ли удивляться, что финская армия, доведенная Маннергеймом по численности до 600 тысяч человек (вместе с “шюцкором”, то есть ополченцами), — оказала Советскому Союзу яростное и довольно эффективное сопротивление. Сегодня эти планы и действия можно было бы назвать бредом: Запад словно потерял рассудок в слепой ненависти к нашей стране. Но все это было, было…
Хотя наши враги на Западе и внутри страны расписали эту войну как “агрессивную”, “бездарную” и т. п., Красная Армия сумела за 105 дней, несмотря на щедрую помощь Запада, разнести в пух и прах линию Маннергейма, поставить Финляндию на колени*. Были, понятно, и просчеты (непригодными для войны в таких суровых условиях оказались наши экипировка и смазки, донимали наших бойцов мобильные лыжные финские батальоны и снайперы-“кукушки”, не оправдывала себя наша “линейная тактика”… Но дело было сделано — так же, как и выводы для будущей подмосковной зимы 1941 года). Этой войной Запад добился лишь противоположной цели: убедил Гитлера в том, что вначале нужно расправиться с Европой, а уж потом браться за СССР.
“Мировая закулиса”, не очень-то рассчитывая на быстрый военный разгром СССР, неважно чьими руками, уже давно и серьезно — через действующих фактически в ее интересах некоторых советских военных идеологов, а также своих “агентов влияния”, которые уже и тогда имелись, — прилагала немалые усилия к ослаблению боевой мощи наших Вооруженных Сил. Попытаемся показать, как это было.
С момента создания Красной Армии ее фактическим строителем и идеологом был Лев Троцкий, который имел расхождения с Лениным не только в вопросах “стратегии и тактики рабочего движения”, но и в вопросах обучения и воспитания войск, где стали усиленно насаждаться такие абстрактные понятия,
как “мировая революционная война”, “вдохновенный порыв масс”, “интернациональный долг” и т. п. С созданием Главного Политуправления РККА (в разные годы оно называлось по-разному), которое стали возглавлять сторонники Троцкого, эта работа стала вестись планово, систематически, и в ней уже участвовала огромная армия комиссаров, политруков, работников особых отделов, в ряды которых также набирались в основном люди “нерусской национальности”.
Идущие от сердца к сердцу слова стали заменяться пустыми революционными фразами, анализ боевого духа войск — “политдонесениями” наверх и откровенными доносами на неугодных, по-настоящему пекущихся о боеготовности командиров, постоянным выискиванием каких-то “заговоров”, подслушиванием “нездоровых разговоров”, выявлением “опасных связей”. Эта искусственно нагнетаемая атмосфера всеобщей подозрительности во многом подготовила и обеспечила ту самую печально знаменитую “чистку в армии”. Наибольшего размаха эта “работа” обрела при тезке Троцкого Льве Мехлисе, начальнике Главпура с 1937 (!) года, главном довоенном и военных лет “расстрельщике Красной Армии”. Спросите любого ветерана-фронтовика, и он расскажет вам, как люто ненавидели в окопах этого “борца с трусами и паникерами”, появление которого неизменно сопровождалось расстрелами без суда и следствия. А сверху это поощрялось: энергичный, волевой — такой живо наведет порядок. Но вместо “порядка” везде, где он появлялся, царили дезорганизация и растерянность — достаточно вспомнить, сколько он наломал дров во время печально известных событий на Крымском фронте в 1942 году.
Такого рода “идеологическая работа” в Вооруженных Силах сказалась (и не могла не сказаться!) на военной доктрине Советского государства. В воинских уставах того времени было записано: “Основной вид боевых действий Красной Армии — наступление”. В этой формуле, не несущей ничего плохого, нашли отражение азы военной науки от Юлия Цезаря до Александра Суворова — “быстрота, маневр, натиск”. Но — странное дело — на этом фоне понятие “оборона” считалось почему-то второстепенным (хотя у нас были Наркомат обороны, нарком обороны), а действия войск в условиях окружения или отступления вообще не рассматривались: “Вы считаете, что Красная Армия может отступать, попасть в окружение? Интере-есно!” Попробуйте об этом заговорить и сразу же окажетесь провокатором или врагом народа. Так чисто военные понятия заменялись партийно-пропагандистскими, как бы “заклинательными”.