Журнал Наш Современник 2006 #12
Шрифт:
Деятели культуры отдали теле- и киноэкраны пошлости и грязи, воспеванию насилия и бесстыдства, соревнуясь в презрении к народу, предали осмеянию понятия любви человеческой и любви к Отчизне. Хамство и матерщина получили прописку в произведениях писателей и кинематографистов, в публичных выступлениях артистов, применительно к фильмам появились слова-новоделы: “порнуха” и “чернуха”. Стараниями творческой интеллигенции Россия представляется миру страной бескультурья, а народ ее пьянью, ворьем, проститутками и дураками. Последовательно и неуклонно идет растление российской культуры, насаждение бездуховности и алчности. За пятнадцать лет духовный облик народа пал “ниже
А как же насчет “каждому режиссеру по гостинице”? Ушли из жизни униженные и поруганные великие режиссеры, а остальные люди этой профессии в большинстве влачат жалкое существование. Гроши, которые выделяет государство для кинопроизводства, растворяются в небольшой кучке приближенных к руководству, а остальные окусываются возле Ее Величества Рекламы и клеят безликие фильмы-близнецы, один бесконечный детектив, памятник безвременью. Наиболее предприимчивые стали хозяевами ресторанов, парикмахерских, фирм и фирмочек.
Использовали и выкинули…
Тяжелы бессонные ночи, а уснешь, проснешься — возвращаешься в ту же ирреальную реальность. Неужели я живу в стране беспредела, неужели это не приснилось мне? Я прошел большую и нелегкую жизнь. В прошлом и война, и землетрясение (да, сподобился попасть на то самое, ташкентское), раны и болезни, полунищее существование. И все же я был счастлив, ибо жил в великой России, пил из источника богатейшей культуры.
Мне и в страшном сне не виделось, что доживу до исторического катаклизма, до краха государства Российского. Куда летишь ты, Россия? В бездонь, в никуда? Кто направит путь твой? И кто ответит за поругание и гибель России? Преступники живы и не испытывают мук совести. Меня поразил Горбачев, которому в 2003 году перед объективом телекамеры задали вопрос:
— Счастливы ли Вы, Михаил Сергеевич?
Он ответил, не задумываясь и широко улыбаясь:
— Да, я счастлив. — Потом, видимо, устыдясь такого категорического заявления, принялся уточнять, отчего он счастлив. Лучше бы промолчал, потому что, как выяснилось, его счастье состоит в несчастье миллионов.
Время от времени раздаются крики: пора коммунистам покаяться за все преступления партии, совершенные более полувека назад. А мне кажется, что пора призвать к покаянию не мертвых, а живых, тех, кто низверг в пучину бед российский народ в конце прошлого века и продолжает сегодня творить черное дело. Тех, кто унизил и развалил Великую Россию. Интересно, что думают по этому поводу господа Горбачев и Ельцин — инициаторы разгрома? Они, кстати, и в прежние времена были не последними людьми в компартии.
Господа, дорвавшиеся до денег и власти, разбились на партии, фракции, фонды и все спорят, каким цветом триколора выкрасить дорогу, ведущую народ к былому величию. Ребята, может, хватит играть в “красные-белые”? Пора спасать Россию, она гибнет. У народа через поколение будут иные понятия о совести, культурных ценностях, душе, изменится сам великий и тонкий русский язык. России, которую мы знали, уже нет. Самое страшное, что изменился духовный облик народа, люди становятся год от года жестче, алчность влечет за собой озверение общества. Где предел, и есть ли пути духовного возрождения России?
Кто ответит на эти вопросы?
2003-2006 гг.
Мозаика войны
Владимир ТЫЦКИХ Война на вечную память К 65-летию Битвы под Москвой
(По воспоминаниям старого солдата)
Здесь ничто не выдумано. Я пытаюсь рассказать действительную историю простого солдата, известные мне эпизоды его жизни со всеми доступными подробностями, не думая об их занимательности.
Этот человек живёт во Владивостоке и с 1956 года без смены и перерыва работает художником в газете Краснознамённого Тихоокеанского флота “Боевая вахта”. Зовут его Виктор Андреевич Ваганов.
“От Советского Информбюро… В течение 29 октября наши войска вели бои на Волоколамском, Можайском и Малоярославецком направлениях. За 29 октября под Москвой сбито 39 вражеских самолётов”.
От Москвы до самых до окраин не было человека, которого не будоражили бы слова, звучавшие из чёрной тарелки репродуктора. Они вызывали боль и муку — немцы у самого сердца страны. Но и гордость и надежду — наши бьют врага!..
Виктор испытывал ещё и нетерпение. Кому-то когда-то потом покажется это странным, но для Виктора Ваганова, для миллионов его сверстников, для безусловного большинства их соотечественников, независимо от возраста, профессии и всего прочего, тогда, в драматическую осень 1941 года, было совершенно естественным делом, абсолютно чистым сердечным устремлением — рваться на фронт.
Бушевал “Тайфун”. Этот очередной взлёт стратегической мысли гитлеровцев, эта масштабная операция по взятию Москвы должна была, по убеждению фашистов, привести их прямиком к русскому Кремлю. Близкий конец войны, триумф над обречённым восточным колоссом — Советским Союзом — уже могли казаться миру вполне реальными, уже кружили головы высокопоставленному берлинскому фюрерству, вызывая, однако, всё больше сомнений у тех, кому непосредственно предписывалось победно завершить штурм советской столицы.
И совсем по-другому виделась ближайшая историческая перспектива уральскому пареньку, зачисленному рядовым в 45-миллиметровую противотанковую батарею 1233-го стрелкового полка, за полторы тысячи километров от фронта, в тихом уральском городке Чебаркуле, где формировалась, одновременно готовясь к боям, 371-я стрелковая дивизия.
Его призвали в армию через месяц после начала войны.
Многого не хватало: оружия, снаряжения, но главное — опытных командиров. Среди новобранцев не было обстрелянных, почти никто из них до этого не служил в армии: в строй стал народ, пришедший с заводов, фабрик, из сёл Урала. На занятиях в казармах даже использовались деревянные карабины — настоящие выдавались только на стрельбищах. Командиры говорили: всё боевое оружие идёт на фронт, его там не хватает.
Ваганов вспоминает: “Мы в этом убедились, когда прибыли на фронт. Батарею вооружили грубо сработанными карабинами, стрелять из которых в условиях морозной зимы было почти невозможно. Топорно отёсан приклад, покрашен чем-то вроде марганцовки. К нему приделан ствол. Если в затвор попадал снег или песок, то не пытайся его открыть или закрыть. Было немало случаев, когда в бою бойцы выходили из строя, так ни разу и не выстрелив. Я попытался было такой карабин обменять на трофейный немецкий, удобный, аккуратный, но мне в ту пору не разрешили. А вообще в ходе войны трофейным оружием пользоваться не запрещалось”.