Журнал Наш Современник 2009 #3
Шрифт:
Но маревом жарким ущелия дышат, Российские души от горя храня, Георгий молчит и как будто не слышит, В зелёный туман направляя коня.
Наверное, кроме гуманитарной и военной помощи, россияне ещё и тем могут помочь своим братьям, что молятся святому Георгию или святому Хета-гу. Или просто милосердию и здравомыслию, которые, верю, ещё остались на земле, чтобы поскорее они восторжествовали и прекратился бы братоубийственный кошмар.
"Мы, дети страшных лет России, забыть не в силах ничего", — написал когда-то великий поэт Александр Блок. Но именно в такие страшные годы, в такие
СВЕТЛАНА КЕДРИНА
Из дневников начала 90-х годов
В те дни решалась общая судьба,
Моя судьба, твоя судьба, Россия… Дмитрий Кедрин
7 ноября 1991 г. "На каждом человеке лежит отблеск истории", — прочитала я у Юрия Трифонова, и эти мои дневниковые записи, кажется мне, подтверждают эту мысль.
Никогда не думала, что в моей жизни снова, как в 1941-1942 годах, появятся очереди за продуктами, номера на ладони, только написанные не химическим карандашом, предварительно послюнённым, а шариковой ручкой, что нужно будет вставать чуть свет и занимать очередь перед магазином, а потом ходить и проверять её, чтобы тебя признали, захотели впустить в крепко спаянный, человек к человеку, монолит. А если долго где-то ходишь, то могут и сказать: "Иди, иди, милая, гуляй. Видать, не очень-то тебе и нужно масло". Ты будешь стоять как громом поражённая, но не сможешь разжалобить эту очередь — монолит.
Никогда не думала, что снова испытаю чувство голода, буду мечтать выпить стакан сладкого чая или достать после долгой беготни килограмм вожделенной чечевицы.
9 ноября 1991 г. Когда в восемь часов начинают пускать людей в магазин, сначала открыта лишь одна половина двери: мощный поток людей не даёт открыть вторую. Я видела, как в дверях упал старичок и, к счастью, какой-то сильный человек закрыл проём двери своей могучей спиной, и старичок успел подняться, иначе толпа бы его затоптала.
Люди остервенело рвутся к прилавкам, у всех безумные глаза, плотно сжатые губы, все пихают друг друга и обзывают бранными словами. Огромная разъярённая толпа ревёт и мечется, не каждому дано выдержать её натиск. Попадая в её водоворот, забываешь, кто ты, что ты, и вместе со всеми рвёшься к прилавку — там вожделенное сливочное масло, колбаса и яйца.
В ноябре ажиотаж достиг своего апогея: людям все уши прожужжали по радио и телевидению про "либерализацию
Влетаешь в магазин, видишь очередь, находишь её конец. Что продают, никто не знает, все спрашивают друг у друга: "А что там? Кто знает, за чем стоим?" Наконец проходящий мимо человек говорит: "Баранки!" Я и рядом стоящая женщина одновременно рассмеялись: ни ей, ни мне баранки не нужны.
Некоторые люди целые дни проводят в магазине: авось что-нибудь "выкинут". Они или сидят на ящиках, или подпирают стены. И порой "выкидывают". Сейчас же возникает очередь, и люди "пишутся" — ставят номера на ладонях. Я невольно вспоминаю стихотворение моего отца, поэта Дмитрия Кедрина:
Рассвет — осенней ночи глуше, Какая мрачная пора! На нас, как на кабаньих тушах, Чернилом пишут номера.
Мы стерпим! Что нам эти муки: Толкучка, непогодь и тьма? Мы целый день не моем руки, Чтоб как-нибудь не смыть клейма.
В Писанье сказано: "И паки Блуждающим в кромешной мгле Антихрист будет ставить знаки На грешных дланях и челе".
Это написано в ноябре 1941-го, а сейчас — ноябрь 1991-го, а как похоже, неужели это правда, что в истории всё повторяется?
Тогда, в 41-м, всё было понятно и оправданно — шла война. Помню, люди молча и терпеливо чуть свет занимали очередь у сельпо. Когда наступила зима, по очереди бегали домой греться. Все ждали гнедую лошадёнку, которая должна была показаться на шоссе: она везла долгожданный фургон с хлебом. Когда кто-нибудь из ребят первым замечал лошадь, он восторженно кричал: "Везут, везут!" Люди выстраивались в очередь, проверяли номер на ладони, на месте ли карточка, и ещё долго и безропотно ждали, пока продавщица примет товар, наденет белый фартук на телогрейку, приготовит ножницы, чтобы отрезать талоны. Та очередь и эта, нынешняя — это небо и земля, потому что сейчас нет войны, а есть только неразбериха, хаос, безответственность властей, неумение руководить, думать о народе и предвидеть будущее. Поэтому и волнуется народ, и клянёт власть, и, в который уже раз, пытается выжить и сохранить детей.
Мы теперь даже мечтаем о карточках, которые бы отоваривались, что упростило бы дело.
Сегодня по телевизору сказали, что "либерализация цен" будет с 15 декабря, а деньги в сберкассе "заморозят", будут выдавать только пенсии.
Я с ужасом жду 15 декабря: ведь у нас только две пенсии — моя и моего мужа Георгия (200 руб. и 300 руб.), а цены вырастут в три раза. Дочь Наташа беременная, на её мужа надежда маленькая. Не оставляет мысль: как мы будем жить?
В магазинах — пустота, на прилавках лишь красная икра по баснословной цене, колбаса — по 40-50 рублей, вырезка по 30 рублей килограмм. Уже давно не ели сливочного масла, всё заправляем подсолнечным.
В одной из газет прочитала, как люди, простоявшие за подсолнечным маслом целый день, к закрытию магазина так его и не получили, они отказались уйти из магазина, пока не получат масло. Начальство закрыло свою лавочку и уехало. Родственники потерпевших начали звонить в морги и больницы, искать родных, кто-то догадался пойти к магазину и увидел внутри людей. Они просили позвонить в милицию и обо всём рассказать. Приехавшая милиция потребовала немедленно явиться работникам магазина. Наконец, в три часа ночи начали продавать масло, к пяти утра его получили все.