Журнал Наш Современник №7 (2001)
Шрифт:
Из газет я почерпнул дополнительные сведения о человеке, ради встречи с которым приехал в Кишинев. В те дни Воронину исполнялось 60, и “АиФ” поспешил откликнуться. Владимир Николаевич родился в мае 41-го в Дубоссарах (сейчас это Приднестровье). Мать — молдавская крестьянка, отец — русский военный. Погиб в начале войны. После Победы мать снова вышла замуж за уполномоченного от райкома, занимавшегося коллективизацией. О себе Воронин говорит: “С детства был лидером: старостой класса, председателем совета отряда, потом — пионерской дружины. Когда сформировался как личность, меня стала двигать советская система подбора, воспитания и расстановки кадров. Тогда карьеризм не поощрялся, как сейчас: не стесняясь идут и идут за портфелями! Протекционизм был. Но мне кажется, он существовал на уровне межличностных отношений: кто-то кому-то нравился больше. Не
Прошел всю советскую кадровую лестницу: хозяйственный руководитель, партийный работник, депутат, министр. После крушения системы воссоздал партию коммунистов — ПКРМ. Верит в партию и в некую “нематериальную силу”, которая ведет человека по жизни. “Подозревает”, по его собственным словам, что она персонифицирована... Женат (Таисия Михайловна — украинка с Кировоградчины), имеет детей и внуков.
В президентский дворец — высокий куб из светлого бетона и карих зеркальных стекол — я приехал, лучше представляя человека, с которым предстояло говорить. Не слишком тщательный по московским меркам контроль, и я в небольшом зале для приемов, не раз виденном в теленовостях. За минуту до встречи — приятная неожиданность. Через боковую дверь вошел невысокий человек в очках с толстыми линзами. С любопытством взглянув, представился: Дораш, советник президента. — И сказал, с вожделением покосившись на стопку “Нашего современника”, выложенную мною на столе: “Я читал все Ваши статьи с 90-го года...” Разумеется, стопка тут же уменьшилась. И тотчас сопровождавшие меня сотрудники пресс-службы встали. Передо мной был Воронин. Невысокий, по-крестьянски крепкий, усталый, несмотря на ранний час, и, кажется, простуженный. Заговорил негромко, раздумчиво, оживляясь и частя, когда разговор задевал его за живое.
ВЛАДИМИР ВОРОНИН: “ЛЮДИ ХОТЯТ ДИСЦИПЛИНЫ И ЧЕСТНОСТИ”*
Александр КАЗИНЦЕВ: Владимир Николаевич, под Вашим руководством компартия Молдовы победила на недавних парламентских выборах. Вы избраны президентом Республики. Это наиболее значительный из целого ряда успехов левых сил в государствах бывшего СССР. По признанию политологов, растет влияние коммунистов в Армении и Грузии. КПРФ и КПУ — крупнейшие партии в России и на Украине. Александр Лукашенко, несомненно, приверженец левой идеи. Что стоит за этой возвратной левой волной? Как она скажется на жизни простых людей и судьбе постсоветских государств?
Владимир ВОРОНИН: Простые люди поняли, ч т о они потеряли, чего лишились. Я буду говорить о нас, о Молдове. Как проходили процессы “национального возрождения”, якобы расширенной демократизации общества? Они развивались на материальной базе, оставшейся от социализма. В начале 90-х люди не думали о куске хлеба, о том, как будет учиться ребенок, получат ли они квартиру (если стояли в очереди, знали — получат), не думали о социальных гарантиях. По большому счету, не думали о завтрашнем дне. Все перечисленное они считали само собой разумеющимся. А мечталось о большем: упадет “железный занавес” — можно будет кататься за границу, болтать, что хочешь, не занимаясь конкретным делом. Вот на этих ожиданиях и пришла “демократическая” власть. И начался второй этап процесса: утвердившись, власть занялась решением своих собственных задач. Прежде всего, приватизацией. У вас ваучерной, у нас боновой. Мы, коммунисты, оценили ее как крупнейшее ограбление народа в истории ХХ века. Были запущены разрушительные процессы, приведшие к той жизни, которой живут сегодня не только молдаване, но, как Вы правильно заметили, и армяне, и грузины, и украинцы, и россияне. Теперь началось отрезвление. Переоценка ценностей, в том числе и “демократических”.
А. К.: В Ваших первых интервью, опубликованных в российской прессе, Вы говорите в основном об экономических задачах, стоящих перед новой властью в Молдове. Вопросы идеологии почти не затрагиваются. Такая расстановка приоритетов представляется оправданной. В позиции компартий постсоветских республик, на мой взгляд, присутствуют две составляющих: идеологические постулаты, во многом унаследованные от прежних времен, и практические установки. Признаюсь, первые мне (как и многим людям моего поколения) не особенно близки: мы наблюдали, как в годы застоя они превращались в непререкаемые догматы. Зато, безусловно, привлекают практические установки коммунистов:
В. В.: Сегодня люди воспринимают не нашу коммунистическую фразеологию и, честно скажу, не коммунистическую идеологию, они просто видят в коммунистах гарантов стабильности, порядочности, честности, нормальной власти. Когда люди голосовали за нас в Молдове, они так и говорили: хоть коммунисты наведут порядок, укрепят дисциплину, потребуют ответ с жуликов. Вот чего от нас ждут. В различные “измы” сегодня мало кто верит. Хотят дисциплины и честности.
А. К.: Левые партии в республиках СНГ выступают главными пропагандистами интеграционных процессов. Вы пришли во власть под лозунгом вступления Молдовы с Союз России и Беларуси. Достижима ли эта цель? В какой стадии находится процесс сегодня?
В. В.: Десятилетняя самоизоляция, навязанная западными структурами, международными организациями, обратила в руины нашу экономику. Молдова была связана тысячами нитей с республиками бывшего Союза. Это не преувеличение: только для нашего виноградарского трактора, выпускавшегося на Кишиневском тракторном заводе, мы получали комплектующие от 6 тысяч предприятий Советского Союза! Сейчас этих связей не существует — и трактора не существует... То же с заводом стиральных машин. “Аурику” знали по всему Советскому Союзу. Потом начали сотрудничать с немцами. А что немцы? Они и своими стиральными машинами могут обстирать всю планету. Интеграционная программа, с которой коммунисты Молдовы шли на выборы, родилась не в кабинетах, не в умах наших аналитиков — она выстрадана народом. Это квинтэссенция мнений, пожеланий, чаяний людей. Вот так и возникло предложение о вступлении Молдовы в Союз России и Беларуси. Люди видят в этом гарантию возвращения к нормальной жизни. За этим стоят и реалии сегодняшнего дня: 99 процентов энергоносителей мы импортируем. В основном из России. В обратную сторону идет наш молдавский экспорт: 65–70 процентов — на российский рынок. Это объективные вещи. Любая партия, любой политик, если он серьезный человек, не может их игнорировать.
Первоочередным шагом я считаю восстановление единой энергосистемы России, Украины, Беларуси и Молдовы. Я рад, что во время моего визита в Киев эту идею поддержал Леонид Данилович Кучма. Надо обсудить транспортные вопросы: грузоперевозки, железнодорожное сообщение. Это как бы кровеносные сосуды будущей интеграционной системы. И вообще, посмотрите — весь мир объединяется: Европа, Азия, Латинская Америка. А мы как ненормальные! Ставим между собой пограничные столбы. Как будет осуществляться сближение — вопрос тактики. Но стратегия наша — интеграция.
А. К.: Считаете ли Вы необходимым присутствие России на южных рубежах СНГ, в том числе на подступах к Балканам, которые стали сегодня частью глобальной дуги нестабильности?
В. В.: Да, считаю. Потому что именно с распадом Советского Союза начались все эти неприятности. Спокойнее в Европе не стало. Посмотрите: Варшавского договора не существует, а НАТО осталось — и двигается на Восток. И что из этого получается? Мы все (говорю не как президент, а как человек) увидели это на примере Югославии. То, что сделали с Югославией, несовместимо с человеческой моралью, цивилизацией, демократией. Я не удивлюсь, если сами западноевропейские государства попытаются что-то противопоставить НАТО. Идут серьезные разговоры о создании европейских сил быстрого реагирования численностью до 60 тысяч человек для поддержания стабильности. Хотя стабильность, утверждаемая военным путем, это уже не стабильность...
Россия всегда присутствовала на Балканах. Кто избавил балканские страны от турецкого ига? Без России это было бы невозможно. А когда Россия уходит, тут-то и начинается “балканский синдром”...
Я убежден, что активность России на южных рубежах должна быть выше. И не понимаю, почему до сих пор этому не уделялось достаточного внимания. Думаю, новое руководство РФ гораздо четче видит эти задачи.
А. К.: Спасибо, что Вы не забыли о том, что Россия освобождала Балканы. К сожалению, многие, в том числе и наши коллеги-писатели, не желают помнить этого.