Журнал Наш Современник №8 (2001)
Шрифт:
А краснею я вот за что: 10 лет назад мы наивно думали, что Горбачев — человек честный, что его ввели в заблуждение и ему можно все разобъяснить.
А. К.: На прошедшем в марте 1991 года референдуме 76 процентов голосовавших высказалось за сохранение Союза. Как в этой ситуации могли возникнуть ново-огаревские игры с новым союзным договором?
Д. Я.: Референдум был проведен по решению Верховного Совета. Это была дальновидная мера, предназначенная для сохранения СССР. Ответ на разглагольствования о том, что “все должен решать народ”. Вот он и решил — высказался за Союз! Но сразу же после объявления результатов референдума Горбачев возглавляет группу по выработке нового союзного договора. В нее входили Яковлев,
Фактически дело вели к развалу государства. Процесс обостряло личное соперничество Горбачева и Ельцина. Ельцин отказался платить налоги в общесоюзный бюджет. За ним аналогичные решения приняли другие руководители республик. Сразу возникла напряженность в дотационных регионах: перестали выплачивать зарплату, возникли трудности с поставками.
Экономические меры по дестабилизации подкреплялись разжиганием межнациональной розни.
А. К.: В Ваших воспоминаниях меня поразил эпизод непротокольной беседы госсекретаря Дж. Бейкера с министром иностранных дел СССР А. Бессмертных 20 июня 1991 года в Берлине. Напомню: Бейкер предупреждал советского министра о “заговоре” против Горбачева. И тот, даже не задаваясь вопросом — а не провокация ли это (само место действия — Берлин подсказывало историческую аналогию — “заговор маршалов” против Сталина), благодарно выслушивает американского информатора, звонит по ВЧ в Москву и просит А. Черняева, помощника Горбачева, срочно принять американского посла Мэтлока для подтверждения информации. Ситуация, немыслимая в суверенном государстве, тем более в одной из сверхдержав! Выходит, американский посол мог в любое время приехать в Кремль и обвинить любого неугодного Вашингтону советского руководителя, вплоть до премьера и министра обороны, в государственной измене... В те дни публика робко начала говорить об “агентах влияния”. Какие “агенты”! Те действуют во враждебной среде, а эти — в благоприятнейшей. В среде “наибольшего благоприятствования”, так сказать. Подобные эпизоды драгоценны для понимания закулисных маневров, определяющих ход истории. Расскажите, пожалуйста, подробнее об атмосфере в Кремле весной-летом 91-го года.
Д. Я.: Атмосфера к этому времени была уже накаленной. На заседаниях Верховного Совета многие выступали против Горбачева и той политики, которую он проводил. Люди начали понимать, что президент ведет к развалу государства. В этой ситуации Горбачев предложил мне, Пуго, Крючкову и Павлову выступить на сессии Верховного Совета и самым добросовестным образом рассказать о положении в стране. Мы выступили на июньской сессии. С этими выступлениями и связан эпизод, о котором Вы упомянули.
Уже через 15 минут после заседания Гавриил Попов, тогдашний мэр Москвы, был в кабинете американского посла Мэтлока. Как писал потом в “Известиях” сам Попов, сообщение, которое он принес, казалось настолько важным, что они не разговаривали. Попов что-то показывал на пальцах и написал на бумажке: Павлов, Язов, Пуго, Крючков. Поставил несколько точек и затем: “Прошу немедленно сообщить об этом Ельцину”. А Ельцин находился в это время в Америке. Когда шифровку принял Буш, он, скорее всего, не понял, кому надо передать сообщение, и через Бейкера поставил в известность Бессмертных. А тот, через Черняева, договорился о встрече с Горбачевым того же Мэтлока, с которого и началась история... Кстати, об измене и предательстве. Кто здесь предатель, шпион, агент влияния? Думаю, ответ очевиден... Характерна и реакция Горбачева: “Я с ними (то есть с нами) круто поговорил...” А ведь это он сам послал нас выступать на сессии Верховного Совета.
А. К.: В воспоминаниях А. Черняева и тогдашнего посла в США А. Добрынина утверждается, что к 1991 году на Западе Горбачева рассматривали как “тонущего человека” (определение Дж. Бейкера). И все-таки до середины августа Горбачеву удавалось полностью контролировать государственную и партийную элиту СССР. Несмотря на глухой ропот, он навязывал единолично принятые решения, и оппозиционеры покорялись. Почему? Неужели
Д. Я.: А знаете, главная беда была в том, что Горбачев не принимал н и- к а к и х решений. Начались погромы в Фергане — он к Рыжкову: “Николай Иванович, съезди, разберись”. В Баку послал меня с Бакатиным. Во время событий в Вильнюсе позвонил: “Почему не можете довести до конца дело?” Я ответил: “Вы — Верховный главнокомандующий, дайте приказ”. “Тебе, что, мало моего слова?” — спрашивает. А приказа так и не отдал...
А. К.: Вы, как и другие руководители ГКЧП, утверждаете, что Горбачев был посвящен в ваши планы. Но желал ли он их осуществления?
Д. Я.: Уезжая на отдых в Форос, Горбачев заявил: “Если что — вводите Чрезвычайное положение”. Вот и поехали к нему 18 августа те самые, наделенные им полномочиями люди сказать: “Михаил Сергеевич, надо вводить ЧП, а то государство развалится”. Вместо того чтобы послушать: “Вы, такие-сякие!” Но он уловил, что в результате может быть побежден Ельцин. А он, Горбачев, будет на коне. Главным врагом для него были не гэкачеписты, а Ельцин. Поэтому перед отъездом делегации из Фороса махнул рукой: “Делайте, что хотите!”
А. К.: Кто же все-таки Горбачев — предатель, изначально поставивший цель разрушить СССР, или слабый руководитель, безответственный демагог, наудачу начавший реформы и не справившийся с управлением на крутом вираже? Не кажется ли Вам, что, если принять первую версию, перед нами предстает титаническая фигура. Черная, безусловно, но значительная: в одиночку — против грандиозной Системы — и добиться своего. Ой ли?
Д. Я.: А зачем гадать, Александр Иванович? Вот слова самого Горбачева на семинаре в Американском университете в Турции: “Целью всей моей жизни было уничтожение коммунизма, невыносимой диктатуры над людьми”. Впервые опубликовано в словацкой газете “Usvit” (№ 24, 1999). Перепечатано в еженедельнике “Патриот” (№ 30, 2000).
А. К.: Ну, может, это он уже потом, когда все случилось, хвастался? Дескать, я с самого начала этого хотел...
Д. Я.: Но Систему, страну он действительно разрушил... Приведу еще один документ — речь Билла Клинтона на секретном совещании начальников штабов 24 октября 1995 года. Кстати, Ваш журнал печатал выдержки из нее. Цитирую по газете “Ветеран” (№ 20, 2000): “...Последние десять лет политика в отношении СССР и его союзников убедительно доказала правильность взятого нами курса на устранение одной из сильнейших держав мира, а также сильнейшего военного блока. Используя промахи советской дипломатии, чрезвычайную самонадеянность Горбачева и его окружения, в том числе и тех, кто откровенно занял проамериканскую позицию, мы добились того, что собирался сделать президент Трумэн с Советским Союзом посредством атомной бомбы. Правда, с одним существенным отличием — мы получили сырьевой придаток, а не разрушенное атомом государство, которое было бы нелегко создавать. Да, мы затратили на это многие миллиарды долларов, а они уже сейчас близки к тому, что у русских называется самоокупаемостью... В годы так называемой перестройки в СССР многие наши военные и бизнесмены не верили в успех предстоящих операций. И напрасно. Расшатав идеологические основы СССР, мы сумели бескровно вывести из войны за мировое господство государство, составляющее основную конкуренцию Америке”. Комментарии, я думаю, излишни.
Добавлю разве, что Горбачеву не повезло. Он начал разрушать СССР, но на завершающей стадии его опередили другие — Ельцин, Кравчук, Шушкевич. Так что он не получил всего, что хотел... Но и ему перепало немало. Одна премия Нобеля — около миллиона долларов. Скажите, какой еще руководитель компартии получал от Запада миллион долларов? За что их получил Горбачев? За то, что верно служил Западу, потому и стал “лучшим немцем”?
А. К.: В чем, на Ваш взгляд, причина провала ГКЧП? Имелись ли возможности иного исхода?