Журнал «Приключения, Фантастика» 3 ' 96
Шрифт:
Горячее молодое солнце! Иван сидел, прислонившись спиной к древу. И ему хотелось просидеть вот так весь остаток своей не такой уж и длинной теперь жизни. Он хотел покоя. Но он знал, что еще не завершен путь его.
Он знал, что надо идти туда. К этим пирамидам.
И он пошел — шаг за шагом, метр за метром, преодолевая раскаленные пески, не прячась от солнца. И такой путь был для него покоем, был отдыхом. Он мог проникнуть внутрь исполинского сооружения мгновенно. Но он хотел войти туда, как входили простые смертные, ведомые на заклание.
И он вошел, обойдя все преграды
— Кто ты? — спросил Иван у странного существа, с человеческим телом и головой шакала.
Существо зарычало, залаяло на Ивана, забилось в угол. Оно совсем не походило на величественного Анубиса с египетских фресок. Но поражало другое, как жрецам удалось срастить несращиваемое?! Изверги! Иван видел искалеченные, измученные, кровоточащие обрубки тел человеческих… и понимал, они не щадили материала, не жалели биомассы. Они творили! Они казались себе богами!
Он шел мимо клетей, чуть прикрытых деревянными решетками и видел уродливых, жалких, немощных и полуумирающих сетов, горов, тотов, сехметов, амонов и хнумов с бараньими головами, аписов, и еще анубисов, он встретил даже лежащего и чуть дышащего Себека — человекокрокодила. И он убеждался, жрецы выращивали человекобогов, по своим болезненным и неуемным фантазиям, они воплощали… Они воплощали несуществующее! Вот где таились истоки Пристанища! Пирамида не имела ни конца ни края. Не было числа и счета мученикам-гибридам, умиравшим в ней. Но жрецы-боги, видимо, верили, что из неисчислимого множества сочлененных ими тел выживут единицы. И дадут жизнь новой расе. Да! Так оно и было, умирали десятки тысяч. Но некоторые выживали. И их вели в кумирни.
Иван мог одним взмахом руки пресечь чудовищные мучения несчастных. Но он молча шел вперед. Он знал — это еще не все. И это не творения самих жрецов, это набивают себе руку ученики, подмастерья.
— Зачем ты дался им?! — спросил Иван у болезненно-желтого негра, чья голова была пришита к туловищу истощенной, волочащей задние ноги мохнатой свиньи.
Тот поглядел на незнакомца оплывшими блеклыми глазами. Не ответил. А лишь попросил на каком-то странном диалекте семитского наречья:
— Убей меня! Всеми богами молю, убей!
Иван коснулся лба несчастного кончиками пальцев. И тот отдал концы — лишенный жрецами-магами тела, лишенный души.
Троих учеников с бритыми головами, копошившихся в одной из клетей с истошно визжавшей женщиной, почти девочкой, Иван отправил следом за их жертвою, упокоившимся негром.
Он шел дальше. И проходы становились шире. Клети теперь тянулись по обе стороны от каменного желоба. По левую руку сидели только светлокожие рабы-жертвы, по правую — курчавые, темнолицые с расплющенными природой носами, негры. Но они были сходны в одном: и слева, и справа выли, причитали, бросались на деревянные решетки, скалили зубы, мычали, исходя пеной… Безумцы! В клетях сидели больные духом люди двух рас. С ними бесполезно было разговаривать.
Но бритоголовый и высохший как мумия жрец с огромной золотой бляхой на голой груди сам выскочил из-за поворота на Ивана. Он шел с чадящим светильником. Иван выбил лампу из руки выродка. Ухватил его за локоть, так, что затрещала кость. Жрец сразу утратил важность и надменность. Он был готов ответить на любые вопросы.
— Что вы делаете с этими больными? — спросил Иван. И слова его сами облеклись в понимаемую жрецом форму, прозвучали на древнейшем египетском.
— Мы лишь творим волю Осириса…
— Хватит болтать!
Иван не желал выслушивать выспренних фраз. Он сдавил локоть сильнее. Жрец взвыл и сделал попытку упасть на колени. Не получилось.
— Человек смертный, есть слизень, ползающий во прахе, — проговорил он, превозмогая боль, — он гаже последней твари в болотах Нила и мельче самой межой песчинки, ибо та будет в веках, а он ляжет в Городе мертвых, жалкий и ждущий милости… мы, великие жрецы страны Нут. Мы одни можем, подобно богам нашим, вывести новую породу людей, более совершенных…
— Из вот этих безумцев?
— Да, — спокойно ответил жрец. — Безумие есть священная болезнь, дарованная богами. Двойное безумие — есть высший разум. Тела двух рас дадут жизнь расе, имеющей достоинства и тех и других. Мы будем править не двуногим скотом, но богочеловеками… мы сами станем богами. — Он прямо посмотрел на Ивана, пытаясь одними глазами подчинить его своей воле, он явно умел это делать. Но у него ничего не получилось. И тогда он изрек: — И ты встанешь наравне с нами. Ты будешь богом!
Иван усмехнулся. И потащил жреца дальше. Ему не нужен был чадящий светильник, он и так все прекрасно видел.
— А эти…
За более тонкими решетками стояли люди со смуглой кожей, кудрявыми волосами и невероятно живыми, выпуклыми, смышлеными, горящими жгучим внутренним огнем глазами.
— Это они и есть! Новая раса! Наши детища. Они принесут в мир новый порядок. Они подчинят всю ойкумену нам, новым богам! — жрец разволновался, затрясся.
И Иван увидел тончайшую черную нить, тянущуюся к его бритой голове из мрака — щупальце незримой потусторонней гадины. Но это было невозможно… в голове у жреца не было червя. Надо было разить гадину. Но Иван не стал этого делать. Он хотел видеть само творение «богочеловеков».
— Они подчинят мир, ты прав. — сказал он. — Но не для вас. Вам они посворачивают шеи. Вы им уже не будете нужны!
Жрец побелел. Лицо его застыло мумией. В этот миг он понимал, что незванный гость, обладающий волей и силой, большими чем его воля и сила, не лжет. Так оно и будет!
— Веди меня туда! — потребовал Иван. И жрец понял.
Они долго шли меж двумя рядами клетей, меж прожигающими насквозь алчными взглядами тех, кого скоро выпустят в мир для его благоденствия и его погибели. Но не каждый из них нес в себе смерть. Нет, не каждый, иначе они просто извели бы сами себя. Жрецы поступали мудро…