Журнал «Вокруг Света» №01 за 1977 год

Вокруг Света

...Парфяне сначала отступали. А затем Сурена, полководец царя Орода, дал битву. Легковооруженная конница, охватив полукругом римское каре, стала методично расстреливать его из луков. Римляне попытались атаковать — старый испытанный прием, не раз приносивший им успех. И действительно, легкая конница подалась назад, но в этот момент римляне увидели перед собой сомкнутый строй тяжелой кавалерии: и люди и кони были закованы с ног до головы в блестящие на ярком южном солнце доспехи, а многометровые пики в руках катафрактариев не оставили никаких надежд на успех. Поражение римлян

было сокрушительным, и голова погибшего в этой битве Красса стала кровавым символом его.

Битва при Каррах была не единичным эпизодом. Катафрактарии стали постепенно теснить некогда несокрушимые легионы. В I веке нашей эры на дунайской границе Римской державы сарматские катафрактарии не раз одерживали победы, прорываясь сквозь пограничные укрепления и опустошая целые провинции. И великий историк Рима Тацит вынужден был с горечью сказать про сарматов, что «вряд ли какой строй может противиться им, когда они действуют конными отрядами».

Так к IV веку нашей эры в истории военного дела произошел очередной крутой поворот — тяжелая конница стала преобладать над тяжелой пехотой.

После Великого переселения народов в средние века развитие военного дела в Евразии пошло по разным путям. В степях, на бескрайних просторах которых были особенно важны скорость и маневренность, кочевники постепенно вырабатывали новый вид конницы — нечто среднее между тяжелой и легкой кавалерией предшествующего времени. Для этого они значительно усовершенствовали ее снаряжение — распространили стремена и жесткие седла, позволившие всаднику еще лучше управлять лошадью и увереннее чувствовать себя в ближнем бою, панцирь стал легче и постепенно заменялся кольчугой, сабля сменила меч.

А в сравнительно небольшой Западной Европе, в которой преобладал пересеченный ландшафт, нападения норманнов, аваров, арабов и мадьяров побуждали к специализации конницы, становившейся все более и более тяжеловооруженной. Когда в начале VIII века нашей эры в ней стало известно стремя, давно уже распространенное среди кочевников, закованный в доспех всадник утвердился на закованном в доспех коне. Как метко заметил один современный историк, «античность выдумала кентавра, раннее средневековье сделало его господином Европы». Появился рыцарь — воин нового типа, отдаленный потомок древних катафрактариев, но еще более специализированный и поэтому многие века казавшийся непобедимым.

И так продолжалось до XIV века, когда в период Столетней войны между Англией и Францией в битве при Кресси английская пехота, состоявшая из свободных крестьян, расстреляла из арбалетов цвет французского рыцарства. Эта битва знаменовала преддверие нового этапа истории. А вскоре появилось огнестрельное оружие. И пехота вновь начала свое восхождение.

А. Хазанов, кандидат исторических наук, Реконструкции М. Горелика

Хосе Васконселос. Трагическая охота

Какой охотник не видел сна, когда желанная дичь представала перед ним в несметном количестве, никуда не исчезала, а ему не оставалось ничего другого, как уничтожать ее без числа и счета... Затем охотник просыпался и, к своему крайнему огорчению, убеждался, что это был только сон, увы, несбыточный сон...

И все же мне, правда только однажды в жизни, пришлось испытать это наяву. Но какой ценой!

Несколько лет назад судьба забросила меня на побережье Перу, на довольно крупную сахарную плантацию. Нас было четверо друзей: мексиканец, перуанец, колумбиец, а четвертый был из Эквадора, прозванный нами

для краткости Кито, по имени столицы его родины. Днем каждый занимался положенным ему делом, а по вечерам мы всегда бывали вместе. Мы не находили никакого удовольствия в карточной игре, подобно англичанам с их невозмутимой уравновешенностью, а отдавали предпочтение бесконечным спорам. Так как в наших жилах текла южная кровь, то часто они заканчивались очень бурно. Тем не менее это нисколько не мешало на следующий вечер собираться снова, обмениваться крепкими рукопожатиями и взаимными заверениями в том, что вырвавшиеся накануне резкие слова никак не должны омрачать нашу дружбу. Иногда же обходилось и без этого, а просто продолжался спор с прерванного места. Воскресенья мы обычно посвящали охоте. С вечера обсуждали маршруты, по которым предстояло идти, тщательно чистили старенькие ружья и наконец торжественно трогались в путь. И каждый раз тешили себя надеждой, что именно, сегодня нас будет ждать небывалая удача. Мы долго бродили по безлюдным долинам, тянувшимся вдоль побережья, делали множество засад, увы, как правило, безуспешных, и лишь подстреливали, десяток-другой птиц, которые в жаркие часы сиесты низко пролетали над нами. С приближением вечера настроение наше портилось все больше, и мы возвращались на плантацию, так и не дождавшись удачи.

Однако надежда не покидала нас. Мы проходили без устали десятки километров в день и незаметно для самих себя превратились в неутомимых ходоков. Постепенно наша четверка исколесила все побережье и начала подумывать о новых местах для охоты. Когда мы удалялись от берега, перед нами вставали величественные очертания далеких Кордильер. Горы манили и пробуждали страстное желание попытать счастья на их склонах, поросших девственными лесами. Но особенно соблазняли нас огромные, богатые тропической растительностью плоскогорья Бразилии, простиравшиеся по ту сторону Анд. Первобытная сельва влекла в свое лоно, обещая раскрыть великие тайны. В наших разгоряченных головах зарождались самые отважные замыслы, и, как часто случается со всем тем, о чем много думаешь, мечтам суждено было осуществиться.

Вскоре нам удалось получить отпуск, и мы приступили к сборам. Необходимым количеством продуктов запаслись заранее, в порохе и пулях недостатка не было. Каждый имел добротные сапоги, не боявшиеся ни горных дорог, ни болот. Спать собирались в гамаках. И вот в конце декабря в сопровождений шести проводников-индейцев наш маленький караван тронулся в путь.

Пустынное побережье с его ксерофитными кустарниками, пересохшими руслами рек и редкими оазисами быстро осталось позади. Мы вступили в область горных лесов, состоящих из густых зарослей низкорослых деревьев. Аборигенами эти места назывались «сехас де монтаньяс» (1 Сехас де монтаньяс — брови гор (испан.).). Путешествие по этой части Анд, откровенно говоря, доставляло мало удовольствия, так как продираться сквозь низко растущие ветви было довольно трудно. К счастью, полоса этих неприветливых лесов скоро кончилась, и перед нами раскинулись довольно обширные пространства горных лугов. Днем, несмотря на большую высоту, было тепло, и мы шли налегке, в одних рубашках. Зато ночью даже пончо с трудом спасало от резкого холода. Наконец наш караван перевалил через хребет, и, к удивлению, «сороче» пощадила нас.

Должен сказать, что «сороче» (так называют в Перу горную болезнь) приводит обычно к серьезным последствиям; особенно опасна она для людей со слабым сердцем. Тошнота и головокружение бывают настолько сильные, что иногда могут привести к смертельному исходу. Спасаясь от болезни, индейцы жуют особую траву, которую всегда берут с собой в горы.

Так, без особой спешки, мы достигли, наконец перевала, и это позволило нам набежать «сороче». Наши организмы привыкали к постепенному изменению давления, и все окончилось благополучно. Во многом мы были обязаны мулам, которые еле тащились, не обращая ни малейшего внимания на наши шпоры.