Журнал «Вокруг Света» №01 за 1987 год
Шрифт:
За озерами, насколько хватает взор, раскинулось желтое полотно саванны. Оно утыкано, словно гигантскими грибами на тонких ножках, зонтичными акациями и бурыми пирамидами термитников.
Вскоре появляются покрытые зеленью останцовые базальтовые горы с отвесными склонами, издали похожие то на сторожевые башни, то на средневековые замки. Эти столовые горы называются «амбы». В старые времена они служили естественными крепостями для населения во время войны. На неприступных горах возводились военные укрепления, строились монастыри. Но эти же обрывистые амбы использовались правителями и как места ссылок и тюрем.
После Ауасы — центра провинции Сидамо — начинается настоящее буйство зелени: рощи, засеянные поля, снова чащи деревьев. Очень много рощ зеленого бамбука. Встречаются деревни, более
Медленно возвращаются после работы крестьяне с мотыгами на плечах. Деревни окружены полями кукурузы и тефа. Этот местный невысокий злак с маленькими зернышками занимает заметное место на эфиопских полях, что на первый взгляд странно: урожайность его невысока — меньше, чем у ячменя и пшеницы. Разгадка проста — зерна тефа содержат много железа, так необходимого человеку при скудном кислородном пайке в условиях высокогорья. Культивируя издавна это полезное растение, крестьяне высевают красный теф и черный (разница в цвете семян), но особенно выделяют белый теф, из которого выпекают ынджеру — эфиопский кисловатый хлеб в виде круглых тонких лепешек.
В одной деревне машина еле пробралась сквозь разношерстное стадо, состоявшее из зебу, овец, коз. На эфиопских дорогах стада сильно мешают в базарные дни, когда чего только не везут и не несут на продажу крестьяне, одетые в нарядные шаммы — белые накидки с вышивкой по краям.
В общей толпе легко распознать горцев: одетые в короткие штаны, они восседают на разукрашенных лошадях.
На повозках груды продолговатых арбузов и зелено-желтой папайи, огромные рыбины и бараньи туши. В больших мешках тащат уголь из древесины акации и связки сахарного тростника. Привлекают взор калебасы самых разных форм, украшенные сыромятными ремешками и ракушками на нитках. В одних калебасах несут молоко, в других свежее деревенское масло, а в сосудах побольше или в глиняных горшках — мед, только что вынутый из сот.
Вдоль дороги встречались крупные одиночные деревья с причудливыми стволами и кронами — «варка», или «шола» по-амхарски. На верхних толстых ветвях можно заметить колоды, похожие на елочные хлопушки. Это пчелиные ульи. Эфиопские пчеловоды выдалбливают их из метровых чурбаков. Мед вынимают прямо с сотами. Опытный пчеловод знает секреты ремесла и потому не боится диких пчел, которых очень много в Эфиопии. О бешеном норове, смертельных укусах африканских пчел, вытесняющих своих собратьев в других частях света, теперь известно многое...
После Ауасы машина въезжает под густые своды тропических деревьев, увитых лианами. Начинается один из нетронутых лесов, которыми славится провинция Сидамо.
Первыми, довольно недружелюбно, встретили машину бабуины. Они обнажают большие клыки, а вздыбившаяся капюшоном на плечах шерсть должна служить грозным предупреждением для всех врагов. Хотя бабуины с опаской пятились от фыркающего чудовища, но в принципе эти обезьяны совсем не робкого десятка. Еще от первых африканских путешественников дошли легенды, что бабуины могут сбрасывать на людей камни со скал. Во всяком случае, крестьяне окрестных деревень жалуются на стаи обезьян, совершающих разбойничьи набеги на поля и поедающих все подряд. Участников одной экспедиции бабуины и вправду обстреляли камнями.
Удалось встретить в лесу и двух эфиопских эндемиков.
Проплыл над головами черный, с белым пятном на затылке ворон, размеренно махая крыльями и с достоинством неся толстый, как у попугая, клюв. В той стороне; где он скрылся за деревьями, мелькнула абиссинская гвереца. Она осторожна, даже пуглива. Такой ее сделали браконьеры.
Человек, прибывший в Эфиопию впервые, встречает гверецу, или поместному «гурезу», в столичных домах, где на стенах красуются распятые пушистые шкуры черно-белых обезьян. Красота горной гверецы с давних пор сделала ее привлекательным объектом для охоты. Сотни лет назад мехом «гурезы» эфиопские воины украшали свои щиты. В конце XIX века возникла мода на обезьяний мех: только в 1892 году торговцы вывезли из Африки сто семьдесят тысяч шкурок черно-белых гверец. Из-за роскошного меха были истреблены и прекратили свое существование несколько видов длинношерстных гверец. Оставшимся видам помогло выжить только то, что и эта, как всякая другая, мода оказалась недолговечной, и после первой мировой войны спрос на обезьяньи шкурки упал...
До сих пор при отлове черно-белых гверец (они более приспособлены к неволе и неприхотливы в еде по сравнению с другими видами) местное население пользуется старым, довольно варварским способом. При облаве ловцы бегут по лесу и криками, ударами палок по стволам загоняют обезьян на высокое дерево. Пока гверецы прячутся в густой кроне, охотники поспешно вырубают вокруг деревья. Теперь путь зверькам к отступлению отрезан. А у подножия ствола, в ветвях которого спасаются обезьяны, складывают огромную кучу ветвей и листьев и окружают ее сетью. Затем высокое дерево подпиливают: оно дрожит, и напуганные гверецы начинают прыгать вниз. Обезьяны одна за другой ныряют в кучу ветвей, исчезают, а потом выпрыгивают прямехонько в сеть, где их прижимают рогатинами и прячут в клетки, прикрытые пальмовыми листьями. Так можно отловить довольно большую стаю черно-белых гверец.
Глядя на легкие прыжки этих обезьян по веткам могучих деревьев, невольно усомнишься в правильности их греческого наименования — «колобусы», что означает «искалеченные». Гверецы обладают уникальной особенностью: в их кисти отсутствует большой палец. Тем не менее колобусы — непревзойденные воздушные акробаты: они, как крючьями, цепляются за ветви четырьмя согнутыми пальцами.
Чтобы не спугнуть обезьян, машину оставили на дороге и тихо двинулись в глубь леса. Внезапно над головой зашелестела листва. Вверху в кроне развесистого дерева, опутанного лианами, спокойненько сидела стая гверец. Одна мамаша прижимала к груди совсем беленького малыша. Держась за толстые сучья хвостами, обезьянки лапами пригибали ветки к уморительно-серьезным мордочкам и чинно щипали листья губами, как овечки на выпасе. Только кормежка эта происходила на высоте примерно пятиэтажного дома. Вот с такой-то верхотуры гверецы, заслышав внизу подозрительные шорохи, и стали нырять вниз, как прыгуны с вышки. В десятке метров над землей они перескакивали с ветки на ветку, совершали гигантские прыжки, «приземляясь» на дальние ветви легко и точно. Их полетам в воздухе, совершенству владения телом могли бы позавидовать лучшие гимнасты.
Гверецы шли по верхним ветвям деревьев, перелетая с кроны на крону, как стремительные черные птицы с развевающейся белоснежной бахромой. Осталось острое чувство вины перед этими безвредными, милыми жителями горного леса, которых безжалостно уничтожают, несмотря на все запреты.
...Тропический лес выпустил из своих цепких объятий машину, и внизу в котловине показалась речка Авата. Впереди, совсем близко, в двух километрах, поселок Шакиссо, где живут советские геологи. Но, даже одолев тяжелую дорогу к Адоле, въехать в золотодобывающий район непросто. Сначала надо пройти досмотр в расположенном перед мостом контрольном пункте. Машина останавливается на берегу неширокой, но полноводной речки. В ожидании осмотра все глазеют на только что сменившегося охранника, который закинул удочку прямо с моста. Еще никто не успел сообразить, что же тут может ловиться, как рыболов молниеносно выдернул леску из воды. Довольно необычная добыча попалась на крючок: вокруг лески свилось в кольца создание, напоминающее змею. Эту похожую на угря рыбу, живущую в здешних речках, называют «менжелик». Еще секунда, и хитрая рыба сорвалась бы: она обматывается вокруг крючка, делает резкий рывок и, обрывая леску, уходит в речную глубину...