Журнал «Вокруг Света» №03 за 1962 год
Шрифт:
Речь шла о народном восстании 4 января 1959 года, когда бельгийские власти попытались запретить митинг, на котором должен был выступать Патрис Лумумба. Но колонизаторы просчитались.
Три дня шли бои населения против солдат — наемников империалистов. Горели магазины иностранных компаний, конторы, полицейские участки. Это было грозное предупреждение бельгийским колонизаторам. И уже 13 января перепуганный король Бодуэн был вынужден заявить, что Конго будет независимым. А два года спустя в стране были выпущены марки в честь второй годовщины этого народного восстания.
...Настал день 30 июня. Мы, журналисты, находились в здании парламента, расположенном на берегу реки Конго. В нижнем этаже для нас открыли почтово-телеграфное отделение. Было объявлено о предстоящем выпуске новых марок, и я поспешил занять очередь на почте.
Я получил десять разноцветных марок с картой Конго и впервые в его истории написанным словом «независимость». И в это время услышал крики и шум, доносившиеся с улицы. Бросившись наверх, я увидел в окно, как к парламенту подъехал премьер-министр Патрис Лумумба. Это его встречали восторженные толпы народа.
Пробиться в зал было немыслимо. Мы поставили у входа стол, на него стулья и уселись на них, чтобы через головы сотен людей следить за событиями. В белом мундире, с орденами выступал бельгийский король Бодуэн. Затем к микрофону подошел президент Жозеф Касавубу с фиолетовой лентой через плечо, во фраке. Жидкие хлопки встречали эти выступления, ведь в них не было ни слова о будущем народа, о его победе над колониализмом.
Но вот поднялся Лумумба. Зал замер в волнении. Что скажет молодой премьер? Словно бичом хлестал он бельгийских колонизаторов: «Наши раны еще слишком свежи и болезненны, чтобы мы могли забыть о них...»
Он говорил об угнетении, которому подвергался народ Конго, и воскликнул: «Со всем этим отныне покончено!»
Гром аплодисментов на улице, около репродукторов, бурная овация в зале парламента, и искривленные злобой лица бельгийцев и их конголезских холуев...
* * *
Я мог бы много еще рассказать о марках независимой Африки — Нигерии и Сьерра-Леоне, Мали и Берега Слоновой Кости, но этого нельзя сделать в короткой журнальной статье. Поэтому закончим пока наше небольшое путешествие с альбомом марок.
Африка переживает горячее время.
В конце прошлого года взвился флаг независимой Танганьики. В этом году получает независимость Уганда.
Недалеко то время, когда солнце свободы будет светить над всем африканским континентом.
Леонид Пасенюк / Фото автора
Вырастет сад
Большую часть года Каракумы выглядят мертвыми: мелкий, как пыль, текучий песок да приземистые корявые саксаулы. И над всем этим — жгучее, до боли в глазах, синее небо, точно застыла перекаленная сталь. «Вы приехали сюда в неудачное время, — сказали старожилы, — в апреле здесь маки, тюльпаны, цветет саксаул». Но мне не было жаль, что не придется увидеть тюльпанов и проснувшегося саксаула. Ведь тогда бы я не имела настоящего представления о текучих песках.
Пыль, пыль. пыль... Дует злой ветер-афганец Он заносит песок в глаза, в рот, а волосы склеивает так, что не расчешешь. И среди этого мертвого царства ветра — река, быстрая, сине-зеленая. Настоящая река, только созданная руками человека. И уже невозможно представить себе эти места без веселого живого плеска воды.
Мы плывем по каналу от головного сооружения. Канал еще не обжит. По берегам только песчаная дамба. Жилье встречается редко. Это поселки строителей и службы эксплуатации, брезентовые домики метеослужбы или заготовителей саксаула, который здесь является основным топливом. Но людей почти не видно. Лишь изредка мелькнет на берегу одинокий бульдозер или покажется из-за поворота земснаряд, привязанный к суше длинной трубой. На палубу его выскакивают чумазые парни в пропитанных соляркой куртках и машут нам приветливо руками. Земснаряд рассасывает нанесенную течением мель. У канала тот же неровный характер, что и у его матери Аму-Дарьи: то русло затягивается илом, то вода начинает размывать дамбу.
Подходит время обеда.
— Сейчас в ресторан завернем, — с загадочной улыбкой объявляет моторист.
— Здесь есть ресторан?
— Да нет, — смеется моторист, — человек один на берегу живет, кореец.
— Удобно ли?
— А сами увидите.
Ким Сим Ли встретил нас на пороге маленького, беленного известью домика. С черными, неседеющими волосами и глубокими проницательны ми глазами, он показался с первого взгляда неразговорчивым и даже угрюмым — настоящий пустынник.
Через несколько минут мы уже сидели по-туркменски на кошме в тесной комнате. Опрятная женщина с милым русским лицом, по-деревенски покрытая ситцевой косынкой, приветливо поклонилась нам и положила на кошму подушки. Другая, молодая и русоволосая, держала на руках годовалого карапуза.
— Жена моя, дочка и внук, — представил Ким Сим Ли и улыбнулся. Улыбка у него была замечательная. Она преображала все лицо, и оно начинало светиться, будто неожиданно озаренное изнутри. Улыбалось все: губы, глаза, высокий лоб без морщин.
Женщины молча захлопотали, и вскоре перед нами появились тарелки с селедкой, дымящейся картошкой, солнечной яичницей, жарким из дикого гуся.
— И часто к вам гости заглядывают? — спросила я.
— Считай, каждый день раз шесть стол накрываем. Тут ведь, кроме как у нас, негде покушать Голое место.
— Что же вы не спрашиваете, кто мы, откуда?
— Зачем спрашивать? Раз едете — значит, по делу. Тут без дела не ездят. Не парк культуры — Каракумы.
Вскоре мы разговорились по душам. Наш хозяин оказался по-умному, без навязчивости разговорчивым человеком.
— Работа у меня простая, — рассказывал Ким Сим Ли, — уровень воды в канале замеряю, количество осадков подсчитываю, пробы беру. Я тут вроде как пограничник: слежу, чтоб канал войну нам не объявил, из берегов не вышел. Жена моя тоже гидрометром работает. Сделаем все, что положено, — принимаемся за хозяйство. У нас огород, птица.
— Ну и как огород? Пески ведь?
— Хороший огород. Вода есть — все будет. Арбузы, дыни, помидоры сажаем. Все, что душе угодно, вырастет. Я в журнале читал, на песке виноград хорошо растет.