Журнал «Вокруг Света» №03 за 1978 год
Шрифт:
Проскочив опушку, я остановился, тяжело дыша. Из молочной изморози выкатился леденец солнца, и воздух вспыхнул самоцветами снежинок. Казалось, неведомая искра коснулась и меня: состояние ожидания сменилось беспричинным счастьем. От встречи с близкими, до боли знакомыми с детства местами становилось печально и радостно.
В нетерпении я сильно оттолкнулся палками и вылетел на ровный склон расплавленного под солнцем наста. С хрустом вонзались острия палок, выбрасывая фонтанчики снега. Миновав поляну, скатился с горушки и, подняв за лыжами пушистый шлейф, успел свернуть к берегу Ягорбы.
Казалось, будто разгар лета. Я лежу белоголовым мальчишкой на жаркой щеке камня и стерегу петлей из осоки узкое тельце чуткого щуренка в зеленой прозрачности воды. А в полдень, спасаясь от зноя, ступаю на обжигающий белый песок и опускаюсь в спокойную прохладу реки. Реки моего детства.
Следы
На Круглой поляне приходилось замедлять шаг. Снег здесь больше подтаивал, чем в лесу, и налипал на лыжи. Поляну прозвали «круглой» потому, что она была очерчена соснами, и еще за то, что лежала она в центре бора, — на ней сходились все пути-перепутья зверей и людей.
Каждый раз, выкатив на поляну, я искал следы, какие прибавились за день. Отчетливыми строчками сталкивались сорочьи крестики, словно вышивка на льняном холсте. Уверенно ломали наст рычаги лосиных ног. Легкими прыжками, оставляя «пятаки» следов, пересекала поляну лиса — видимо, упустила добычу; остановилась у одинокого куста, нервно смахнув хвостом снег с веток.
Однажды я заметил странный узор: по снегу тянулись две замысловатые дорожки, а сбоку проступали сплошные тонкие линии. Не раз я старался подкараулить незнакомца, но все неудачно. Как-то, подъехав тихонько к поляне, я разглядывал затайки у ствола сосен, а выпрямившись, увидел сразу за кустами упоенно кружащего мелкими шажками по снегу тетерева с распущенными крыльями. Так вот, оказывается, чьи крылья чертили непонятные линии на снегу! Начались брачные токовища.
На этой поляне у меня была еще одна встреча. Здесь стали сходиться два следа: мужские следы сапог и женские — маленьких валенок. Большие следы шли с биостанции, а маленькие вели из деревни Ботово. Однажды вечером я услышал разговор:
— У меня тут все: дом, мать, работа. Куда же я так сразу сорвусь за тобой? Погоди немного... — негромко звучал женский голос.
Мужчина горячо возражал.
Я осторожно, чтобы не шуметь, повернул лыжи в лес и тронулся к своей избе — прямиком через ельник.
Вкус рябины
Захотелось вдруг рябины. За зиму соскучишься по теплу, зелени...
Иду в сени и лезу вверх по лесенке. Откинув доски, забираюсь вместе с клубами пара под крышу. На чердаке пахнет припасенными с лета березовыми вениками, ромашкой, мятой. Под стальными от инея стропилами висят рябиновые кисти, тускло мерцая ягодами.
Осторожно снимаю ветки с уцелевшими кое-где сухими листьями. Гроздья тянут ладонь вниз, отливая в чердачном сумраке гранатовым блеском. Надкусываю ягоду, и во рту разливается горьковатая, чуть вяжущая сладость. Ягоды крупные, сочные.
Такими же они висели осенью на рябине под окном. Сашка обрывал ягоды с почти голого дерева, растерявшего листву. Он ловил хрупкие ветки длинной рогулькой и ловко ломал их, скидывал на землю.
Прихваченные первыми заморозками ягоды сохранились прекрасно.
Вечером на выскобленных добела досках стола рядом с самоваром красовалось блюдо с вареньем. Каждый черпал себе вволю ложкой. Запивали, причмокивая, горячим темным чаем. Сашка яростно дул в блюдце, откусывая здоровенные куски ржаного хлеба, густо намазанного рябиновым вареньем.
По горнице кружил запах лета.
Прыжок
...Лосенок заблудился. Он метался по берегу: искал мать. Было видно, как, выскочив к самой кромке льда, он оступился передней ногой в рыбацкую лунку. Крикнув от испуга, крепко стукнул задними ногами о непрочный лед, сделал прыжок и грохнулся на все четыре копыта. Зазмеилась трещина, и льдина закружилась по речной глади, унося лосенка на себе.
На пустынном берегу Ягорбы недвижно чернели ивняк да «тюленьи туши» плавника, вытаявшего из-под снега. В широком речном молчании слышался редкий глухой стук льдин.
Словно завороженный, смотрел Александр на медленно приближающийся островок с взъерошенным лосенком, притихшим от страха. Льдину несло к узкой речной горловине.
Рывком двинув ушанку на лоб, Сашка подскочил к завалившейся изгороди, вырвал две жердины и нелепыми прыжками кинулся с берега. Поскользнулся, проехал на боку и стал осторожно пробираться по неверному льду к горлу реки, мягко ступая катанками. Сашка опустился на четвереньки, не выпуская из рук жерди, у кромки распластался на ноздреватой поверхности, пополз. Хрупкий треск льда выстрелил по другому берегу, но Сашка уже подобрался к воде и стал выталкивать из-под себя жердину с сучком, похожую на багор.
Когда льдину с лосенком поднесло к горловине, Сашка выкинул вперед свое орудие. Сучок только скользнул по льду, но Сашка снова закинул жердину и, зацепив сучком за неровный край, повел... повел льдину к себе.
Лосенок скакнул с островка, не дожидаясь, пока его притянут, и кинулся вдоль берега, смешно выкидывая худые ноги. А Сашка глядел в стылую воду и не в силах был стронуться с места.
Талая вода
Скоро уже год, как я последний раз был в этих местах. Тогда мы бодро скользили, цепляясь за траву, по склону оврага; теперь его крутизна растворяется в нестерпимой белизне снега. Три осины, радовавшие нас трепетаньем листвы, высятся одинокие и голые. Под ними ночевали лоси, и старый самец сбросил тяжелые рога. Они коряво прочерчивают снег, словно знак необратимого времени.
Почти год прошел с тех пор, как мы ходили по летнему лесу вдвоем. Сейчас густые травы с яркими цветами лежат янтарным пластом под тяжестью снега, и вымерзла сладость несобранных нами ягод. А в тот жаркий день я пил студеную воду из ручья, бежавшего по дну оврага.