Журнал «Вокруг Света» №04 за 1989 год
Шрифт:
Я не поверил своим ушам. Передо мной стоял Гарри Проктор, ближайший друг моего отца. Более того — соучастник его преступления.
Смятение, гнев и стыд охватили меня, как и прежде, когда мне напоминали об этой истории. И жалость. Жалость к человеку, которого предал партнер, обрекая одного нести наказание за общее преступление. Ведь партнером, предавшим Гарри Проктора, был мой отец!
Я подумал о причудах судьбы, которая свела меня с этим человеком.
...Гарри Проктор ждал, вопросительно глядя на меня. Я шагнул вперед и пожал протянутую руку.
—
Выражение его лица не изменилось. Эта фамилия ему ничего не говорила.
— Я буду звать вас Грег,— улыбнулся он.— Не возражаете?
На миг я забыл о мертвеце, лежащем у наших ног, о нестройных криках, доносившихся с дороги. Я был рад, что Гарри Проктор хочет стать моим другом. К счастью, он не догадывался о том, что я — сын Джона Фрейзера.
2
Полицейские закончили составлять протокол лишь к вечеру. Тем не менее я успел дозвониться до ближайшего гаража и договориться, чтобы мою машину отремонтировали на следующий день.
Уладив этот вопрос с владельцем гаража, я отправился с Гарри на прогулку по городу.
Порт-Сент-Джонс был типичным морским курортом. На главной улице беспорядочно тянулись дома, в садах пылали фуксии, бугенвилии и пуансетии. Придорожные ларьки ломились от обилия субтропических фруктов, торговцы наперебой расхваливали свои экзотические товары.
Гарри взял на себя роль экскурсовода:
— Эта река называется Умзимвубу — на языке пондо это значит «гиппопотам». В старину здесь находился небольшой порт. Река была гораздо глубже: говорили, что судно могло пройти на двенадцать миль в глубь материка. Сейчас это трудно представить. Теперь землечерпалки расчищают только устье реки. Видел бы ты, какая дрянь плывет по ней во время паводка: стволы деревьев, туши животных, всякий строительный мусор. И — ил. Бесконечный ил... А теперь взгляни вон туда. Это — маяк на мысе Гермес.
Слушать Гарри было очень интересно, но я заметил, что он утомился. И мы повернули назад, к центру города.
— Что будешь делать дальше? — спросил я.— Остановишься у друзей или...
Гарри помотал головой:
— Сниму номер в гостинице. А ты?
— Раз так — и я туда же. Вдвоем веселее. Старомодное двухэтажное здание гостиницы стояло на главной улице города. У ее входа в ряд выстроились машины, а широкая веранда, где были расставлены столики, пестрела людьми, заглянувшими сюда пропустить по рюмочке. Лавируя между столиками, мы вошли в вестибюль.
— Чем могу служить? — окликнул нас голос из-за стойки.
Через несколько минут в сопровождении носильщика мы поднялись в отведенные нам комнаты.
Когда мы расстались с Гарри у дверей его номера, он выглядел совсем измученным. Однако на обед он пришел уже другим человеком: душ и отдых преобразили его.
Мы отлично пообедали, а потом решили спуститься в бар.
Рядом с нами оказался морщинистый, как высохший грецкий орех, человек с глубоко посаженными глазами, темными, круглыми и хитрыми.
Он окинул нас взглядом:
— Вы, ребята, приезжие?
Говорил он по-английски,
— Да,— кивнул я.— Сегодня приехали.
— То-то я никогда прежде вас не видел здесь.
Он перевел взгляд с меня на Гарри, будто оценивая. Должно быть, мы заслужили его одобрение, потому что он ухмыльнулся и протянул руку:
— Меня зовут Бен ван Скальквик. Для друзей — просто Бен.
Улыбнувшись, я назвал себя, представил Гарри, сказал, что приехал в отпуск, и заказал всем по стаканчику. Через минуту мы уже болтали, как старые приятели.
— В отпуск, говоришь? — Карие глаза Бена весело сверкнули.— Я раньше тоже в отпуск уходил. Да только мне это обрыдло хуже горькой редьки, устал я. Хватит, думаю, баста. Я ведь шахтером был. Работа хорошая, жаловаться грех: зарплата на уровне, бесплатное жилье, бесплатная медпомощь, пенсия там... Словом, все было... Но восемь часов под землей...— Он покачал головой.— Не жизнь, а сущая каторга. И когда жена померла, я пораскинул мозгами. Детей у нас не было, так что я долго не думал: ночь промаялся, а утром — бац! — заявление на стол.— Бен помолчал и отхлебнул из стакана.— И в жизнь об этом не пожалею.
— Что же ты теперь делаешь? — с интересом спросил Гарри.
— Бичую, вот что.— Бен выпрямился, в его голосе прозвучала нотка гордости.— И лучшего занятия не придумаешь. Теперь у меня каждый день — отпуск. Не то что у других.
— Да, есть чему позавидовать,— рассмеялся я.— Но как ты сводишь концы с концами? Жить ведь на что-то надо.
— Да так и живу. Дом у меня есть — автофургон, кастрюли там всякие, сковородки и рыболовные снасти. А больше мне ничего и не надо. Если случится поймать этакую здоровенную рыбину, тащу ее в гостиницу и отдаю за пару монет. А нет — так и не печалюсь. Живу кум королю: море меня кормит. А надоест болтаться в Сент-Джонсе, собираю манатки и качу куда глаза глядят.
— Вот здорово! —сказал Гарри с оттенком зависти.— И так ты уже десять лет живешь?
Бен важно кивнул.
— Факт. И такую жизнь ни на какую другую не променяю, хоть режь.— Он замолчал и испытующе зыркнул на меня.— Я вообще-то люблю компанию... Рыбачить здесь будешь?
— Надеюсь,— подтвердил я его догадку.— А может, вместе будем ходить? Я хочу, чтобы мне показали хорошие места, где можно порыбачить.
Бен просиял:
— Тогда лучше меня для этого дела тебе никого не найти. Я знаю все побережье от Порт-Эдуарда до Кейптауна как свои пять пальцев. Ну а что до рыбалки, тут мне равных нет, ты уж поверь.
Гарри, подавшись вперед, с любопытством спросил Бена:
— Раз так, ты должен хорошо знать залив Гровенора?
Бен махнул рукой.
— Залив Гровенора, Мзикаба, Умтенту... Только назови — полный отчет представлю.
Гарри замялся:
— Вообще-то я хорошо знаю залив Гровенора. А вот... осталось там что-нибудь от старого тоннеля? Насколько мне известно, их было два, но меня интересует тот, что был вырыт позднее, в скалах.
Осушив стакан, Бен утер рот тыльной стороной ладони.