Журнал «Вокруг Света» №04 за 1990 год
Шрифт:
Музыкальную часть подготовили жильцы-студенты, приверженные стилю «кантри».
Деби Рейни не только обучается музыке в колледже, но и сама преподает теорию музыки в детской школе. Ее главный тезис: развивать воображение у детей, убиваемое современными компьютерными играми. Мишель Минегаз и Ричард Грумбайн, прекрасные музыканты, приверженцы «зеленых», состоят в организации «Земля — на первом месте», даже сами где-то в Калифорнии подсыпали сахар в бензин, чтобы машины не могли валить и вывозить лес.
Но в центре внимания на празднике, кроме Джейка, был великолепный танцор — шотландец Крис Малкольм, или «Крис из шатра»,—
Все эти ребята поют в университетском хоре в ближайшем городке Кин. А как они танцуют! Джейк просто обалдел, когда встретил здесь знатоков танцев «кантри», которые до сих пор популярны в его родных Аллеганских горах.
Зрители захлебывались от восторга, когда высокие, красивые танцоры попарно выстроились в две линии и ударили каблуками об пол.
А что было, когда Лукас (сын художника Питера) сел за рояль, а Джессика (дочь пианистки Деби) взяла флейту, и остальные дети, съехавшиеся сюда на праздник в честь дяди Джейка, тоже не ударили в грязь лицом.
Стоит сказать пару слов, откуда в коммуне дети. Разводы, брошенные дети, подростковая наркомания и проституция — боль благополучной Америки. Об этом мы не раз беседовали на шхуне. Джейк считает, что детям его друзей-«коммунаров» крупно повезло.
— В своих склочных семьях дети учатся лицемерить и ненавидеть,— чеканит Джейк свое «моралите»,— из нашего дома их просто не вытащишь — только на природе и в труде может вырасти здоровый человек.
Да, эти дети из распавшихся семей, а в счастливом доме «Риверран» все «в разводе», кроме студентов и Джейка («У меня много еще дел и... сердце молчит»,— признавался мне как-то Джейк в палубных сумерках на шхуне).
В «Риверран» нравится всем детям, а их немало — у одной только Полы Ханрихан (терапевт, применяющая при лечении больных музыку, живопись; поддерживает организации, борющиеся за мир) два сына — Джо и Джон. Они с удовольствием проводят здесь целое лето или зиму, смотря по тому, как договорятся родители. И привлекает их, что уж совсем невероятно, не только свобода, но и возможность выбрать занятие по душе. А работы здесь хоть отбавляй — «коммунары» обслуживают себя сами. Таков принцип проживания в «Риверране».
Не случайно «коммунары» выбрали для своей жизни дом над рекой: приволье, лучшие воздух и вода в мире; с ночного неба смотрят звезды, и нет слепящего света автомобильных фар; и тишина, что нынче дороже золота.
Многие из жильцов не терпят спиртного (Джейк говорит, что зачастую алкоголя просто не бывает в доме, разве что пиво), есть и вегетарианцы, а остальные избегают есть говядину. Поэтому «коммунары» содержат кур и коз.
Для детей здесь широкое поле деятельности, тем более, есть еще кошки и собаки. Кто любит покопаться в земле — пожалуйста, свои огороды и цветники. На участке выращивают «чистый» продукт, без использования всякой химии.
Закупка продуктов не проблема. Мясо и консервы берутся в знакомых магазинчиках оптом и загружаются в холодильники, чтобы месяц не думать о питании, а кроме того, так дешевле получается.
Подчас дети не выдерживают однообразия — «Опять надоевшие бобы!» — и расклеивают протестующие листовки на всех стенах. Тогда устраивается сладкий детский день, обычно в среду. Кто же любит лакомства — покупает их себе сам. Джейк, например, обожает мороженое.
Когда у причала в Нью-Йорке
Каждое второе воскресенье месяца «коммунары» собираются для обсуждения всех проблем, делятся своими бедами и радостями, разгораются и дискуссии: о защите мира и окружающей среды; об одиночестве и наркомании; о местном самоуправлении и традициях аборигенов.
Вообще в доме «Риверран» не скучают. Здесь четкий график домашних работ: видно сразу, кто и когда моет посуду, кто пылесосит, а кто косилкой ровняет газон.
Только Джейка Ньюхауза нет в этом списке. Он один не платит за жилье и питание. Почему? У Джейка золотые руки. Он на шхуне был и за механика, и за боцмана. Ему доступно все: моментально подберет нужный болт или гайку, зашьет парус, разведет краску любого оттенка. Правда, когда Джейк заклеил мои порвавшиеся кроссовки, в его чистых и наивных глазах мелькнула тень недоумения: мол, как ты не можешь сам сделать такую чепуху?
В доме-коммуне три дня в неделю Джейк вкалывает за еду и жилье в прямом смысле. Он заготовляет и рубит дрова, благо к старой ферме прирезан участок леса под сто гектаров. Бревна привозит из леса на грузовике сосед. Дров на зиму только припасай: две кухни в доме, на газовых плитах хозяйки готовят еду, а Джейк выступает в роли истопника. Нелегко это — в холодные дни натаскать дров на четыре печки. Но зато какая блаженная истома овладевает по вечерам у огня, как приятно время от времени ворошить кочергой головешки и чувствовать живое тепло чугунной печки...
В долгое наше плавание через океан Джейк Ньюхауз частенько доставал альбомчик с дорогими его сердцу снимками, с удовольствием вспоминал свою коммуну и ждал встречи с ней.
Я сочувственно кивал головой и как-то спросил:
— Джейк, но у тебя есть ферма. Разве не хочется вернуться в родной дом?
По каменной дороге
Джейк помнит тот день, когда он уходил с родной фермы в предгорьях Аллеганских гор, к югу от озера Эри. Отец с матерью смотрели с крыльца ему вслед, никто из них не думал, что теперь старший сын, опора в большом хозяйстве, будет лишь изредка навещать свой дом. Джейк уходил в иную жизнь по дороге, где каждый камень был знаком ему с малых лет. На ней он падал и ушибался, когда гонял мяч с кузенами, по ней отец отвел его первый раз в школу, по ней он провожал кузину на соседнюю ферму.
— Дорога вымощена местным камнем вон с того карьера,— и узловатая ладонь отца тыкала в сторону ближайшего горного склона,— камни таскал твой прадед-шотландец, а довел дорогу до шоссе дед-голландец, чью фамилию ты носишь. Сто лет назад сюда приехали переселенцы, за несколько поколений укрепилась община. Мы привыкли дружить с соседями и помогать друг другу в трудную пору. В этой земле лежат твои предки — все честные люди и работники. Будь таким же...
Отца смолоду в округе звали «сын природы». Его обычным присловьем было: «доить и рубить». Земля, ферма были его любовью, а не просто надоедной обязанностью, средством к существованию. Никто из соседей не удивлялся, что он охотно отправился на войну — чувство опасности, грозящей его ферме, послало его на фронт. Побывав в Англии и Франции, став радистом, он не соблазнился приглашениями пойти на завод, хотя промышленность переживала тогда бум. Отец вернулся в свои горы.