Журнал «Вокруг Света» №05 за 1984 год
Шрифт:
— Ты серьезно?
— Серьезнее не бывает.
— Вот это да! — восторженно выдохнул Медведев.— Ладно, пойду в штаб.
Медведев вернулся минут через двадцать и важным тоном сообщил, что все правильно и пора браться за работу.
— Давай-ка свой ПД-6, начнем с него,— сказал Медведев.
Я вытряхнул из сумки парашют на полотнище, уже растянутое на снегу, выдернул кольцо, и пестрая груда шелка заиграла красками под лучами выглянувшего солнца.
— Так, теперь бери за уздечку и вытягивай купол,— скомандовал Медведев. Став на колени, он отыскал контрольную стропу, густо прошитую красными нитками, прижал ее левой рукой, а правой, ухватив следующую стропу у самой кромки купола, приподнял ее вместе с полотнищем и рывком приложил к контрольной. Работал он быстро, споро, уверенно. Стропы так и мелькали у него в руках. Наконец купол был уложен, проверены одна за другой каждая стропа, а затем с помощью стального крючка мотки строп аккуратно заправлены в соты ранца. Еще одно, последнее усилие, чтобы стянуть клапаны ранца, и шпильки вытяжного тросика просунуты в отверстия конусов. Помогая друг другу, мы быстро уложили парашют Медведева и оба запасных.
— Надо подвесную систему подогнать получше. Не то в воздухе намучаешься с ней,— сказал Медведев, надевая на себя парашюты. Он долго шевелил плечами, подпрыгивал на месте, что-то бурчал себе под нос. То отпускал плечевые обхваты, то подтягивал ножные. Наконец расстегнул карабин грудной перемычки и, сбросив парашюты, вытер вспотевший лоб.
— Вот теперь порядок,— сказал он.— Надевай подвеску.
Меня он тоже заставил попотеть. Зато теперь подвеска сидела как влитая, нигде не жала, нигде не болталась. Мы уложили парашюты в сумки и принялись укладывать в брезентовый мешок банки с консервами, пачки галет, круги колбасы, увязывать сверток с пешнями и лопатами. Стрелка часов подползла к двенадцати. Надо было поторапливаться. Я проверил, хорошо ли держится в ножнах десантный нож. Вместо пыжиковой шапки натянул меховой летный шлем с длинными ушами. Ну вроде бы все в порядке. Мы взвалили на плечи сумки с парашютами и направились к самолетной стоянке, находившейся неподалеку от палаток. Там стоял светло-зеленый узкотелый Си-47 на колесном шасси с традиционным белым медведем в кругу на носовой кабине и полуметровой, выведенной белой краской надписью: «СССР Н-369». Механики уже грели двигатели. Это и был самолет Метлицкого, с которого нам предстояло прыгать на полюс.
— Ну что, пожалуй, пора одеваться,— сказал Медведев, завидев, что к нам приближается Кузнецов в окружении штаба и командиров машин.
Мы надели парашюты, застегнули карабины ножных обхватов, сложили парашютные сумки, подсунув их под грудную перемычку.
Вспомнив свое боевое прошлое, Медведев строевым шагом, топая унтами, подошел к Кузнецову и, приложив руку к меховой шапке, доложил: «Товарищ начальник экспедиции, Медведев и Волович к выполнению парашютного прыжка на Северный полюс готовы».
Трояновский, приказав не шевелиться, обошел нас со всех сторон, стрекоча мотором своего «конваса». Он делал дубль за дублем, и мы покорно то поправляли лямки, то вновь застегивали тугой карабин грудной перемычки.
Тем временем на самолете Метлицкого уже запустили двигатели. Все жители ледового лагеря пришли пожелать нам счастливого приземления — летчики, гидрологи, бортмеханики, радисты. Чибисов что-то сказал Кузнецову и махнул нам рукой — пошли! Пурга, поднятая крутящимися винтами, сбивала с ног, и мы, подняв воротники, с трудом вскарабкались по стремянке в кабину и повалились на чехлы. Бортмеханик с треском захлопнул дверцу. Сразу стало темно. Замерзшие стекла иллюминаторов не пропускали света. Они казались налепленными на борт кружочками серой бумаги.
Гул моторов стал выше, пронзительнее, машина задрожала, покатилась вперед, увеличивая скорость, и легко оторвалась от ледовой полосы.
— Вы располагайтесь поудобнее,— сказал нам бортмеханик Константин Самохвалов.— Вот спальный мешок подложите. Если хотите, сейчас чайку организую. Да, вот еще что, Петрович. Может, будете прыгать в левую дверь? Она грузовая — пошире...
— Ну, молоток, Костя, правильно сообразил...— Петрович не договорил, заметив, что к нам пробирается Володя Щербина.
— Ну как самочувствие, настроение? — сказал Щербина, присаживаясь рядом на чехлы.
— Настроение бодрое, самочувствие отличное, только холодно и ноги затекли,— отозвался я.
— Значит, слушайте и запоминайте. Порядок работы будет такой. До полюса лететь еще минут тридцать. Как только выйдем на точку, определим координаты, так будем выбирать площадку для сброса.
— Постарайтесь,— сказал Медведев,— поровнее найти.
— А если не найдем, будете прыгать или обратно полетите? — ехидно улыбнулся Щербина. Но Медведев так на него посмотрел, что он шутливо-испуганно замахал рукой.— Ну, не серчай, Петрович, я же пошутковал. Так, значит, найдем площадку, сбросим две дымовые шашки. Скорость ветра и направление определим, а для вас, пока они дымят, хоть какой-то ориентир будет. Сделаем затем кружок над полюсом и, как только выйдем на боевой курс, просигналим сиреной. Тогда занимайте места у двери. Как услышите частые гудки — значит, «пошел». Ясненько?
— Все понятно,— ответили мы разом.
Щербина ушел и через несколько секунд появился снова с двумя литровыми кружками крепкого, почти черного чая.
— Значит, Виталий, действуем, как договорились,— услышал я голос Медведева.— Я пойду подальше к хвосту, а ты стань с противоположного края двери. Как услышишь сигнал «пошел», прыгай сразу следом за мной. Не то разнесет нас по всему Северному полюсу. И не найдем друг друга. В наших шубах не шибко побегаешь.
Пока мы обсуждали детали предстоящего прыжка, из пилотской вышел Чибисов.
— Подходим к полюсу,— сказал он, нагибаясь над нами.— Ледовая обстановка вполне удовлетворительная. Много годовалых полей. Площадку подберем хорошую. Погода нормальная. Видимость миллион на миллион. Через три минуты начнем снижаться. Как, Медведев, хватит шестисот метров?
— Так точно, хватит,— сказал Медведев.
«Только бы поскорее»,— подумал я. Самолет сильно тряхнуло. Он словно провалился в невидимую яму.
— Начали снижаться,— сказал Чибисов.— Ждите команды. А вы, товарищ бортмеханик, подготовьте дымовые шашки.
Костя подтянул к двери ящик, вытащил две дымовые шашки, похожие на большие консервные банки, и пачку запалов, напоминавших огромные спички с толстыми желтыми головками. Присев на корточки, он проковырял серебряную фольгу, закрывавшую отверстие в центре верхней крышки, и повернул голову в сторону Чибисова в ожидании команды.
— Бросай!
Бортмеханик чиркнул запалом по терке. Как только головка со змеиным шипением вспыхнула, он с размаха воткнул ее в отверстие и швырнул шашку в приоткрытую дверь. За ней — вторую. Шашки, кувыркаясь, полетели вниз, оставляя за собой хвостики черного дыма. Задраив правую дверь, бортмеханик взялся за грузовую. Он дергал ее что есть силы, обстукивал край двери молотком. Но все впустую: дверь не поддавалась. Загудела сирена. Мы было приподнялись, но опять вернулись на место. Кажется, сейчас мы начали нервничать по-настоящему. Чувствую, Медведев вот-вот взорвется, но молчит, хотя по лицу его и сжатым губам вижу, что стоит ему эта сдержанность. Все. Время упущено. Петрович не выдержал: черт бы побрал эту идиотскую дверь! Паяльной лампой прогреть бы.
Механик виновато молчит, но идея прогреть дверь ему понравилась. Он зажигает пучок пакли и подносит ее к замку...
Метлицкий заложил крутой вираж. Пошли на второй круг. Из проема двери в пилотскую высовывается голова в шлемофоне — это штурман Миша Шерпаков:
— Готовьтесь, ребята. Выходим на боевой курс. Ветер метров пять-семь в секунду, не больше, температура двадцать один градус.
Дверь наконец с хрустом открылась, и в прямоугольный просвет ворвался ледяной ветер, крутя снежинки. Яркий, ослепительно яркий свет залил кабину. Снова протяжно затрубила сирена, и мы поднялись с чехлов.