Журнал «Вокруг Света» №05 за 1985 год
Шрифт:
Вольфганг Шрайер. Неоконченный сценарий
Продолжение. Начало в № 4.
Портье, выдавший Бернсдорфу ключ от номера, передал ему и записку без подписи, в которой сообщалось, что встреча переносится на завтра. И никаких объяснений. Это Виола Санчес. Да, но почему?.. Режиссер испытал некоторое разочарование, но в целом настроение его оставалось прекрасным: в конце концов все остальное
Аппаратуру им вернули в целости и сохранности, к тому же получено гарантийное письмо генеральной дирекции изящных искусств, кино и культуры при министерстве просвещения; сняты уже первые метры пленки: дом, в котором родился Кампано, замшелая вилла в старом городском центре. Родители Кампано не то умерли, не то эмигрировали, в доме с толстыми стенами жили посторонние люди. Дать интервью они отказались, но когда Кремп предъявил впечатляющий документ из генеральной дирекции, снимать разрешили. А их отказ дать интервью Кремпу Ундина сняла скрытой камерой...
Бернсдорф поймал себя на том, что опять не сводит глаз с женщины, сидящей в бюро справок. Она, всегда дежурившая по вечерам, кого-то мучительно ему напоминала. Подойдя к стойке, режиссер спросил:
— Вы говорите по-немецки?
— Да, синьор...
Вдруг ему вспомнился другой отель, «Гавана-Хилтон», и эти газельи глаза, и эти расчесанные на прямой пробор и туго стянутые на затылке волосы. В день, когда они познакомились, Лусия, вся промокшая под проливным дождем, вбежала в кафе, где они завтракали, и представилась их переводчицей, ее прислал Институт кино.
— Лусия!.. Вы ведь Лусия Крус?
— Да, господин Бернсдорф.
— Вы меня узнали — тоже только что?
— Нет, сразу. Вы к нам из Западной Германии?
— А то откуда же.
Подкрашенные губы мадам Крус изобразили безликую улыбку, присущую всем женщинам из гостиничного персонала. Бернсдорфу вспомнилось, что тогда она была эмигранткой, коммунисткой, членом Гватемальской партии труда (ГПТ). После ареста мужа она с детьми бежала на Кубу.
— Здесь нам поговорить не удастся,— сказал он.— Вы могли бы найти время для меня?..
— Поговорить? О чем? — На лбу у нее собрались морщинки.— Оставьте это, господин Бернсдорф. Лучше нам не возобновлять знакомства.
— Но почему?
— Есть причины. Вон тот господин в кресле уже обратил на нас внимание. Когда вы выходите из отеля, он всегда идет за вами следом. Если он спросит, о чем мы с вами говорили, скажу, что вы интересовались руинами майя.
— Пожалуйста, как хотите, Лусия.
В другом конце холла Бернсдорф подсел к Кремпу, который смотрел программу «Телевисьон Насьональ». На экране погасло изображение человека с толстой шеей, выпирающей из мундира.
— ...Перед вами выступал полковник Андроклес Матарассо, кандидат в президенты, заместитель министра внутренних дел.
— Послушайте, Бернсдорф,— сказал Кремп,— я думал о наших с вами отношениях. И вот что странно: только мы с вами понимаем друг друга. В нашей группе, конечно. А мы что делаем? Молчим.
— Почему? Вы достаточно разговорчивы.— У Бернсдорфа вдруг пересохло горло, настроение его испортилось: он уже предчувствовал, о чем пойдет речь.
— Да, я не молчу! А вы? Сколько раз я уже спрашивал вас о ваших политических симпатиях? Чего вы сейчас хотите как художник, я вполне могу себе представить. Но не вы ли однажды сказали, что искусства вне политики так или иначе не бывает? Ладно, пусть не вы сказали это первым, знаю. Но как же все-таки насчет политики?
— Знаете, Кремп, каждый мечтает о своем.
— Интересно все же услышать, о чем думаете вы.
— О социалистической демократии,— сказал Бернсдорф, решив о своих убеждениях особенно не распространяться.
— Любопытно! И какого же образца? Какой модели?
— При чем тут модель? Пока такой нет и не скоро будет. Однако же в мире появились кое-какие явления, которых раньше не было и никто их себе не" представлял.
Кремп иронически улыбнулся, развернул газету:
— «Ла Ора» расхваливает нас на все лады. Цветистое вступление, затем нас подают на блюде с приятным для властей гарниром. «Победа над насилием». Весьма ловко это у вашей дамы вышло.
— Поглядим еще, чья она дама.
«Это не жалоба, это печальная действительность — наша страна, республика Гватемала, имеющая столь богатое историческое прошлое и важное значение в современной жизни континента, почти неизвестна в Европе. Заграница в лучшем случае сообщает о наших катастрофах: ураганах, землетрясениях, интервенциях, государственных переворотах, политической нестабильности. И даже об этом говорится вскользь, даже это не находит должного отражения, так что в международной жизни мы пока неизвестны, мы белое пятно на глобусе».
«Написано бойко, с националистическим акцентом»,— подумал майор Понсе, хотя от его внимания отнюдь не ускользнул некий подрывной подтекст статьи. Кто сравнивает интервенцию полковника Армаса в 1954 году и переворот полковника Перальты в 1963 году — шаги, благословенные для родины,— с природными катастрофами, тот покушается на честь армии и на существующий порядок. Продувная бестия эта Санчес. Но сейчас он не хотел запугивать или предостерегать ее, а как бы возобновлял старое знакомство. В некотором смысле Санчес могла доверять ему, ведь однажды он оказал ей услугу. Несколько лет назад, в последний период правления Мендеса, она была арестована по обвинению в унижении вооруженных сил. Санчес написала, что во время похорон дяди капитан Торо плакал, а это выставило представителя вооруженных сил в смешном свете. После некоторых проволочек ее передали в руки раздражительного, известного своей жестокостью капитана Торо, который приходил в ярость уже из-за шуточек по поводу его фамилии. К приходу Понсе Виола Санчес уже прошла через первые стадии процедуры унижений, а Торо наслаждался ее страхом, еще больше усугубляя его грязными шуточками, составляя цепочки из таких слов, как «виола» — фиалка, «эль Торо» — бык, «ла виоленсиа» — насилие, «эль виоладор» — насильник, и так далее. Ее раздели почти донага, когда Понсе положил этому конец, предложив ей сотрудничать с полицией. И вот сейчас самое время напомнить журналистке об этом договоре.
— Почему здесь? — спросила Виола, садясь за лакированный столик.— Чтобы нас увидели вместе?
— Немцы каждый день выбирают другой ресторан. Здесь они уже были.— Понсе взял сложенную в форме цветка лотоса салфетку.— Омары на вертеле?
Понсе был с ней вежлив, предупредителен и даже на «ты».
— Вам, значит, все равно, где со мной встречаться?
— А разве ты так или иначе не сказала бы об этом Бернсдорфу? При ваших теперешних отношениях...
— Что это значит, майор?