Журнал «Вокруг Света» №05 за 2008 год
Шрифт:
— Шляпу?! — Ну… митру, или как этот головной убор называется… Он Благодатный огонь нес, а кому-то это не понравилось… А сколько увечий среди паломников! (За что уважаю любую религию — за смирение. За любовь к ближнему.)
Ну, физическими-то увечьями израильтян не удивишь, живем мы, повторяю, густо и нескучно. А вот с душевными проблемами посложнее будет. Тут нарядом полицейских делу не поможешь. Ежегодно в весенний период в клиниках Иерусалима выделяется вдвое больше «койко-мест» — для впечатлительных паломников. Диагноз звучит вполне научно: «Иерусалимский синдром». Опять же паломник паломнику — рознь. Возьмем, для примера, мужчин. Не всякий, даже сумасшедший, стремится, чтобы его распяли. Он, если даже и объявляет себя Иисусом, то… как бы это поделикатнее выразиться… старается проскочить всякие неприятные предварительные этапы и является уже воскресшим, так оно здоровее.
Зато с женщинами случаются поразительные метаморфозы! Недавно я навещала в больнице приятеля, угодившего туда по случаю сердечного приступа. И, проходя по коридору мимо одной женской палаты, была потрясена единообразным выражением лиц пациенток — выражением, я бы сказала, торжественной святости. Все, как одна, обеими руками благоговейно поддерживали животы, расхаживая по палате мелкими осторожными шажками.
— А эти у вас тут что — на сохранении? — поинтересовалась я. — Да нет, — отмахнулся он, надкусывая принесенную мной шоколадку. — Это «богоматери» с мнимой беременностью…
…Но вот миновало, слава те, Хосподи! В хлебных отделах израильских лавочек и супермаркетов снова изобилие булочек, кренделей, бисквитов, хлебов… В полутемных христианских храмах — прохлада и воскурение ладана.
Отгремели Пасхи боевые…
До будущего года.
В разнообразно Святом Иерусалиме.
«Все мы дети твои»…
Ох, люблю поругать страну, в которой живу! Смачно, с оттяжкой, с употреблением широких пластов неформальной лексики, с приведением многочисленных, надо сказать, примеров бытовых, политических, социальных и прочих безобразий… Люблю поругать страну, в которой живу… желательно у себя на кухне. И обязательно — с теми, кто живет со мной в этой стране бок о бок, точно так же, как я, ждет (или ждал, или будет ждать) своих детей на побывку из армии, платит неисчислимые налоги, потеет в жару и чинит вечно протекающую зимой крышу… С гостями же, иностранными журналистами и на выступлениях перед широкой аудиторией в разных странах я становлюсь — стыдно признаться! — неприличной и всесторонней заступницей этой крошечной, скандальной страны, всегда как заноза в глазу торчащей на первых новостных полосах газет.
И лишь по одному поводу я не только позволяю посторонним в своем присутствии хаять этот Святой огрызок суши, но и хмуро поддакиваю: да, в Израиле ужасно ездят! Да, хуже, чем в Италии… Да-да, гораздо хуже, чем на Сицилии… О, да — почти так же ужасно, как в Москве!
Это я к чему? — учусь водить машину! Решилась наконец поменять свой транспортный статус. А получить водительские права в Израиле — это, как писали классики, не ешака купить. Предприятие суровое. Для начала нужно взять уроков столько, сколько тебе исполнилось по паспорту лет. А лет мне, уж признаюсь, не семнадцать. Хотя мой учитель Юра называет меня девчонкой, как и всех своих учениц от 17 и до 87 лет.
— Девчёнкя, гонщица, не дави на газ! Та-а-рмози перед поворотом! Пропусти ту девчонку на «мицубиши».
(За рулем «мицубиши» восседает седовласая дама лет шестидесяти пяти, наверняка какой-нибудь почтенный адвокат.)
Едва я сажусь за руль, закрепляю ремень и завожу двигатель, я знаю, что услышу.
— Вперед, на Варшаву! — восклицает Юра меланхолично. Человек он мягкий, дружелюбный, с бабами… то есть с «девчёнкями», терпеливый, в отличие от многих учителей.
— Ты когда меня на экзамен выпустишь? — интересуюсь я. — Я уже замечательно езжу. И совсем не боюсь!
— А я боюсь, — грустно признается Юра. — Знаешь, сколько меня били? Я битый-перебитый весь… устал уже судиться со страховыми компаниями… Я ж весь день в машине. А эти чокнутые израильтяне так ездят, что хочется пересесть в танк… О! О! (Навстречу из переулка выскакивает такси, водители которых в Израиле, с одной стороны, невероятные виртуозы, с другой — невероятные наглецы. Юра бьет по тормозам, таксист тоже, оба размахивают руками с бешеной скоростью, и оба ругаются.)
— Видала это лысое чудо? — отдышавшись, говорит мой учитель. — Вот так, как он, не делай никогда!
В течение сорокапятиминутного урока нам подворачиваются самые разные случаи научиться на примерах «от обратного»:
— Видала, как тебя подрезала справа та девчёнкя на сером «ситроене»? Вот так, как она, не делай никогда!
Да, в Израиле ужасно ездят! Ежегодно публикуют данные о погибших на дорогах. Их неизменно и значительно больше, чем жертв терактов и военных действий. Психологи, социологи, журналисты, Министерство транспорта проводят опросы граждан, пытаясь выяснить и снизить причины столь безумного ежеминутного риска. Объяснения самые разные: тяжелый климат, национальный темперамент, недостаток общей культуры общения, социальная напряженность, нервные срывы… И так далее, и так далее… Хотя непонятно — отчего это климат тяжелее, чем в Южной, например, Аризоне, а национальный темперамент круче, чем в Буэнос, например, Айресе?
«Ну, в самом деле, — вопрошает журналист на экране телевизора (а за спиной его вжикают по шоссе легковые автомобили, срезают и дырявят пространство мотоциклы и мопеды, ныряя между мчащихся машин), — ну, почему, в самом деле, мы не умеем водить спокойно и культурно, по правилам, как в Германии, Швейцарии, Швеции, наконец?!»
Вопрос, что называется, риторический…
Вот сегодня у нас тяжелый день: выступаю в Кармиэле, это на севере, езды часа четыре… Готовимся с утра, причем больше — психологически. В машину садимся, как истребитель садится в самолет. Пристегиваемся… «Ну, с Богом!» — говорит мой муж, включая зажигание. И буквально сразу, еще на нашей улице, слева выскакивает, как черт из табакерки, серый «пежо», чуть не утыкается в нас, резко тормозит. За рулем — девушка, на вид лет четырнадцати. Лихо поворачивает, ложится на крыло, мчит дальше… Текст, посылаемый ей вдогонку нами обоими, я привести здесь не могу…
А на подъезде к Тель-Авиву, волочась в непонятной пробке минут сорок, переживаем еще одно потрясение: с леденящим воем мчатся «амбулансы», унося раненых или убитых.
На обочине мятый обугленный «шевроле», видимо, только что оттащили его с дороги.
На уцелевшем заднем стекле полустертая голубая наклейка: «Господи! Все мы дети твои…»
Дина Рубина