Журнал «Вокруг Света» №06 за 1973 год
Шрифт:
И слишком много несуразицы. Взять, например, оружие: при чем тут спортивный пистолет, когда должен быть револьвер, на худой конец «деррингер». И почему Гарфилд оказался смертельно раненным, ведь Мартин Бек принял пулю на себя? (1 Двадцатый президент США Тарфилд был смертельно ранен Чарлзом Гито в Вашингтоне в июле 1881 года. (Прим. пер.))
Он не знал, как выглядел убийца на самом деле. Может, и видел когда-нибудь портрет, но память никаких примет не сохранила. В его снах Гито чаще всего был голубоглазый блондин с гладкой прической и светлыми усиками, но сегодня он
Ну конечно, Джон Каррадин в роли игрока из «Дилижанса».
Одним словом, сплошная романтика.
Впрочем, пуля в груди отнюдь не романтика. Если пуля, пройдя через правое легкое, застрянет рядом с позвоночником, она временами вызывает острую боль.
Вполне реальными были и другие детали его сна. Например, спортивный пистолет. На самом деле его держал в руке бывший полицейский, голубоглазый блондин с гладкой прической и светлыми усиками. Они встретились на крыше дома под холодным весенним небом. Весь обмен мнениями свелся к пистолетному выстрелу.
Вечером того же дня он очнулся в комнате с белыми стенами, точнее, в отделении грудной хирургии Каролинской больницы. И хотя ему сказали, что рана неопасная, он с удивлением спрашивал себя, как это вышло, что он остался жив.
Потом ему сказали, что рана уже не опасная, однако пуля неудачно расположена. Он оценил тонкость намека, заключенного в словечке «уже», но ему от этого не стало легче. Хирурги не одну неделю штудировали рентгеновские снимки, прежде чем извлечь из его груди чужеродное тело. После этого ему объявили, что теперь опасность окончательно миновала. Он совершенно оправится при условии, что будет вести спокойный, размеренный образ жизни. Да только к тому времени он уже перестал им верить.
Тем не менее он вел спокойный, размеренный образ жизни. Собственно, у него не было другого выбора.
Теперь его уверяют, что он совершенно оправился. Правда, опять с небольшим прибавлением: физически.
Кроме того, ему не следует курить. Он и раньше-то не мог похвастать хорошими бронхами, а тут еще и легкое прострелено. После заживления вокруг рубцов отмечены какие-то подозрительные тени.
Ладно, пора вставать. Мартин Бек прошел через гостиную в холл и поднял газету с коврика у двери. По пути на кухню пробежал глазами заголовки на первой странице. Погода хорошая, и метеорологи обещают, что она еще продержится. В остальном ничего отрадного, как обычно.
Он положил газету на стол, достал из холодильника пакет йогурта и выпил. Н-да, вкусным его не назовешь, отдает чем-то затхлым и какой-то синтетикой. Наверно, перележал еще в магазине. Давно прошли те времена, когда в Стокгольме можно было запросто и не слишком дорого купить что-нибудь свежее.
Теперь — в ванную. Умывшись и почистив зубы, он вернулся в спальню, убрал постель, снял пижамные штаны и начал одеваться.
Глаза его равнодушно скользили по комнате. Большинство стокгольмцев сказали бы, что у него не квартира — мечта. Верхний этаж дома на Чёлмангатан в Старом городе, всего три года как вселился. И он хорошо помнил, как славно ему жилось вплоть до той злополучной стычки на крыше.
Теперь он чаще всего чувствует себя как в одиночке, даже когда его кто-нибудь навещает. И квартира тут, пожалуй, ни при чем — в последнее время он и на улице подчас чувствует себя как в заточении.
Что-то беспокойно на душе, сейчас бы сигарету. Правда, врачи сказали, что ему надо бросить курить, но мало ли что врачи говорят. Хуже то, что государственная табачная фирма перестала выпускать его любимую марку, а папирос теперь вообще не ку-; пишь. Пробовал другие марки — не то...
Сегодня Мартин Бек одевался особенно тщательно. Повязывая галстук, он безучастно разглядывал модели на полке над кроватью. Три корабля, два совсем готовые, один собран наполовину. Увлечение началось лет восемь назад, но с апреля прошлого года он ни разу не прикасался к ним.
Половина восьмого, понедельник, 3 июля 1972 года. Не простой день, особенный. Сегодня он вновь приступает к работе.
Ведь он по-прежнему полицейский, точнее, комиссар уголовной полиции, начальник отдела расследования убийств.
Мартин Бек надел пиджак и сунул газету в карман, с тем чтобы прочесть ее в метро. Еще одна частица привычного распорядка, к которому предстоит вернуться.
Идя вдоль Корабельной набережной под яркими лучами солнца, он вдыхал зачумленный воздух. И чувствовал себя обессилевшим стариком.
Внешне это никак не отражалось. Напротив, он выглядел бодрым, сильным, двигался быстро и ловко. Высокий загорелый мужчина, энергичная челюсть, широкий лоб, спокойные серо-голубые глаза.
Мартину Беку исполнилось сорок девять. До пятидесятого дня рождения оставалось немного, но большинство считало, что он выглядит моложе.
IV
Кабинет в здании на Вестберга аллее красноречиво свидетельствовал, что кто-то другой долго исполнял обязанности начальника отдела расследования убийств.
Конечно, кабинет был тщательно убран, и чья-то заботливая рука даже поставила на письменном столе вазу с васильками и ромашками, и все-таки давало себя знать отсутствие педантизма и явная склонность к милому беспорядку.
Особенно в ящиках письменного стола.
Вне всякого сомнения, кто-то совсем недавно извлек из них кучу предметов, но кое-что осталось. Например, квитанции от таксистов, старые билеты в кино, сломанные шариковые ручки, коробочки из-под пилюль. Цепочки из скрепок, резинки, куски сахару, конвертики с заваркой... Две косметические салфетки, пачка бумажных носовых платков, три пустые гильзы, сломанные часы марки «Экзакта»...
В дверь постучали, и вошел Леннарт Колльберг.
— Привет, — сказал он. — Добро пожаловать.
— Спасибо. Твои часы?
— Ага, — мрачно подтвердил Колльберг. — Они побывали в стиральной машине. Забыл карманы опростать.
Он поглядел кругом и виновато добавил:
— Честное слово, я начал прибирать в пятницу, но меня оторвали. Сам знаешь, как это бывает...
Мартин Бек кивнул. Колльберг чаще других навещал его в больнице и дома, и они обменивались новостями.