Шрифт:
Возвращение к Аджимушкаю
П оследний раз я был в Аджимушкайских каменоломнях под Керчью в октябре прошлого года.
Стоял пронзительный, холодный осенний день. Еще вчера грело, даже сквозь одежду, крымское солнце, было тепло и тихо. А сегодня неожиданно похолодало, и над щемяще знакомыми буроватыми горбиками каменоломен потянулись гряда за грядой с севера, с близкого Азовского моря, тяжелые тучи. Мы сидели с Сергеем Михайловичем Щербаком, заведующим отделом истории обороны Аджимушкайских каменоломен,
В соседнем помещении грелись за чаем в ожидании печного тепла молодые женщины-экскурсоводы, а в наши окна было видно, как время от времени с низким, почти самолетным гулом подплывали и разворачивались экскурсионные автобусы из Севастополя, Евпатории, Ялты, Симферополя, Феодосии, из Краснодара, Новороссийска и даже Сочи.
Погода была не лучшей для дальних экскурсий, но машины все подходили... Люди ступали на землю Аджимушкая, чтобы открыть для себя героическую, волнующую историю защитников Аджимушкайских каменоломен. То был сначала отряд, потом особый полк полковника Павла Максимовича Ягунова, который в мае 1942 года занял жесткую оборону в районе маленького поселка Аджим-Ушкая (так населенный пункт именовался тогда на всех картах) и Царского кургана и не позволил немецкому танковому клину в течение нескольких дней кратчайшим путем выйти к Керченскому проливу, где шла в это время напряженная и тяжелая эвакуация на таманский берег войск Крымского фронта. Полк Ягунова ушел в каменоломни и 170 дней держал их оборону, отвлекая силы фашистов. Это был маленький клочок советской земли на занятой врагом территории...
Так было.
Сегодня Аджимушкай продолжает жить своей, уже ставшей привычной экскурсионной жизнью. Почти круглый год. А если бы на станции Керчь-Пассажирская могли принимать туристические поезда (для этого необходима постройка нескольких сот метров железнодорожной колеи), людская река в Аджимушкайские каменоломни не мелела бы даже в зимние месяцы. О лете и говорить не приходится.
— Весной 1983 года ожидаем двухмиллионного посетителя,— сказал мне Сергей Михайлович.
С Сергеем Михайловичем, одним из руководителей аджимушкайских экспедиций журнала «Вокруг света», мы не виделись несколько лет, и нам было о чем поговорить, что вспомнить.
Но первым делом мы выбрали каждый себе шахтерские аккумуляторные фонарики в светлых полотняных мешочках и через асфальтированную дорогу от домика, по широкой, из толченого красного камня полосе пошли к недавно открытому мемориалу-памятнику воинам подземного гарнизона. Его создали молодые киевские скульпторы Евгений Ефимович Горбань, Борис Евгеньевич Климушко и архитектор Сергей Николаевич Миргородский.
В 72-м году, когда в заросший высоким донником карьер у «Сладкого колодца» прибыла вместе с саперами и связистами, присланными по распоряжению Генерального штаба Вооруженных Сил СССР, наша первая разведочная экспедиция, не было здесь ни мемориала, ни музея, а стоял среди полыни и чертополоха одинокий трактор СТЗ. В начале обороны двигатель трактора, работая на вал генератора, освещал каменоломни, давал свет в операционные подземного госпиталя, и бойцы отряда полковника Ягунова после одной из удачных вылазок даже смотрели кинокартину «Свинарка и пастух».
Я коротко писал об этом, писал о тракторе, но тогда не знал, что этот железный ровесник первых крымских колхозов (сейчас он находится внизу, внутри музейной части) имел не только знаменитую военную, но и большую послевоенную биографию. Однако это отдельная страница.
И вот теперь примерно на том же самом месте, где стоял трактор, над входом в музейную часть, нависала величественная скала. Как выходили в мае—октябре 1942 года из-под нависших
...Глухие своды
Их щедро осыпали в непогоды
Порошей своего известняка.
Порошу эту сырость закрепила.
И, наконец, как молот и зубило.
По ним прошло ваянье сквозняка.
Эти строчки здесь же, в каменоломнях, в ноябре 1943 года, когда наши части заняли район Аджимушкая, написал один из первых исследователей подвига подземного гарнизона поэт Илья Сельвинский. И словно предвидел поэт-солдат, каким будет, каким должен быть памятник воинам аджимушка некого полка арьергарда.
Мы вступили под своды мемориала и сразу внутри экспозиционных помещений почувствовали, после ветреного и холодного дня, почти осязаемую и ровную теплоту многометровой толщи нагретого бетона. Он отдавал летнее тепло, остывая как море.
Ничего подобного никогда не было в Аджимушкае до сооружения памятника. И представилось, что это не только сохраненное монолитом тепло солнечных лучей, но и тепло всех нас, кто хоть единый раз прикоснулся к камням Аджимушкая, тепло наших сердец и ладоней. Такое же, какое хранят старые форты Бреста, бастионы Севастополя, памятники Новороссийска...
Три года (1972-й, 1973-й, 1974-й) вместе с молодежью Керчи, Одессы, вместе с комсомольцами из других городов страны в Аджимушкайских каменоломнях вела поиск документов и реликвий времен войны специальная экспедиция журнала. (Публикации об Аджимушкае были в следующих номерах «Вокруг света»: № 3 за 1969 год; № 8, 11 за 1972 год; № 5, 11 за 1973 год; № 2, 7, 12 за 1974 год; № 4 за 1975 год, № 4 за 1977 год.)
И вот сейчас, выйдя из музейной части, мы снова шли по местам, где когда-то закладывались первые разведочные траншеи, где с помощью домкратов и лебедок отодвигали с краев завалов тяжелые глыбы и надеялись на близкую удачу... «Стенка с квадратом», «Политотдел», «Два смертника», «Матрос», «Центральный», «Комната Ягунова» — такие названия вписывали мы в раскопочные дневники и на собственноручно вычерченные планы каменоломен, давая их по характерным приметам места или первым находкам. Когда-то я находил эти точки почти на ощупь, с закрытыми глазами, а теперь с грустью убеждался, что многое крепко подзабылось. А многое и просто изменилось после окончания строительства музея и минувших раскопочных сезонов.
Вслед за нами в этих же местах работали другие самодеятельные коллективы: студенты, молодые рабочие, инженеры — комсомольцы из Свердловска, Челябинска, Миасса, Липецка, Симферополя, Львова, Черновиц, Винницы, Киева, Куйбышева, Ростова. Работали в основном летом, во время своих очередных отпусков и каникул. А к нам в редакцию по-прежнему приходили письма с пометкой: «Аджимушкай». Писали пожилые люди, свидетели и участники событий 1942 года; писали, присылали фотографии и отчеты молодые — те, кто своими руками, работая рядовыми раскопщиками, пытался отыскать и прочесть не разгаданные еще страницы истории подземного гарнизона.
Как и мы, они искали главным образом документы. Однако находок с каждым годом становилось все меньше, и Сергею Михайловичу, по его словам, все труднее было с каждым сезоном давать задания своим нетерпеливым молодым помощникам. Многие места, где могли что-то сделать небольшие бригады раскопщиков, многократно во время экспедиций разных лет были уже просмотрены.
Предметы обихода, личные вещи, части оружия и воинское снаряжение по-прежнему попадались, а вот документы, да еще такие, какие смело можно было бы отнести не к отдельному человеку, а к воинскому коллективу, — почти нет.