Журнал «Вокруг Света» №06 за 1989 год
Шрифт:
Мы привыкли к тому, что пиявки — водные твари. А вот во влажной атмосфере лесов Юго-Восточной Азии они живут и на суше. Наземные пиявки такого же темно-бурого цвета, как наши водные, но обитают в лесной подстилке и нападают с земли, а иногда с травинок и низких кустиков. Правда, есть твари и похуже — зеленые древесные пиявки. Они подкарауливают свои жертвы с кустов и деревьев, расположившись на стволах примерно на уровне плеч и головы человека. Зеленые пиявки норовят впиться в лицо около глаз.
— Вот ты кутаешься, а банар ходят совершенно раздетыми,— сказал, глядя на меня, Сон Кан.— На чистом теле пиявки хорошо видны. Ведь они впиваются не сразу, а ползут, подбираясь к животу, паху, подмышкам,
Пока мы шли по лесу, я только и делал, что снимал и сшибал присосавшихся пиявок. Ползущую по телу пиявку, если она забралась под одежду, обычно не замечаешь. Узнаешь о ней, только почувствовав что-то мокрое (это течет кровь) или ощутив посторонний предмет под ремнем или над ботинком (это свернулась шариком насосавшаяся пиявка). Мне приходилось время от времени раздеваться и по тонкой струйке крови отыскивать то место, где только что сидела кровопийца, Прогрызая кожу, пиявки вводят в ранку противосвертывающие и анестезирующие вещества. Поэтому боли нет, а кровь долго не останавливается.
Мы встретили группу банар, и я понял, что деревня уже недалеко. По тропинке, шли мужчины в набедренных повязках, женщины — в цветастых домотканых юбках. Ноги — босы, чтобы ходить бесшумно и чтобы... видеть ползущих по ним пиявок. В руках у каждого панга на длинной деревянной ручке. Как я потом понял, панга — универсальное орудие — нож, и топор, и мотыга. Без панги в лес не ходят — сплетение лиан и колючек далеко не пустит. Пангой легко расчистить путь.
Вот и деревня. Я насчитал десятка два хижин — этаких бамбуковых скворечников на деревянных сваях.
— Это Конханынг, самое большое селение банар в округе,— пояснил Сон Кан. Обычно же встретишь два-три домика. Здесь и живет Тяюн — живая энциклопедия местных лесов — старейший из охотников.
Мы подошли к домику, который с виду не отличался от остальных. Те же плетенные из бамбука стены, та же бамбуковая крыша. Под домиком от жары прятались куры, козы и свиньи.
Сон Кан позвал хозяина, и на пороге появился худой, сморщенный старик. Поздоровались. Тяюн спустил из хижины бамбуковую лесенку и пригласил подняться к нему. Я подумал, что он не очень и стар, если лазает несколько раз в день по таким ступенькам. Вход находился на уровне плеч, но, забираясь в хижину, я потерял равновесие и едва не свалился.
В «скворечнике» Тяюна было заметно прохладнее, чем на солнце, полые бамбуковые стебли — хороший теплоизоляционный материал. Посредине помещения догорали полешки, дым просачивался через щели, угольки падали вниз на землю, вызывая иногда недовольное кудахтанье кур.
Тяюн был в хижине один. Члены семьи — две его жены, двое взрослых сыновей, дочь и брат ушли готовить участок под посев. Сухой сезон заканчивался, и надо было сжечь подсохшие деревья и кустарники на вырубке. После того, как участок выгорит дотла и останутся только обгоревшие пни, можно будет рыхлить землю мотыгами и палками. Обильно удобренная золой, она дает неплохой урожай четыре-пять лет. Затем участок забрасывают.
Банар выращивают рис и маниок, ананасы и бананы. За многие столетия их земля почти не изменилась. Те же звери, те же птицы, тот же лес. Подсечное земледелие в малых масштабах, очевидно, не приносит лесу непоправимых бед. Небольшие участки сведенного леса вскоре поглощаются окружающими джунглями.
— Я и сам бы пошел в лес,— объяснил Тяюн,— да вот предупредили, что будут гости.
Сон Кан слегка подтолкнул меня и кивнул головой в сторону потолка в дальнем углу хижины. Там было нечто вроде антресолей, где в полумраке трудно разобрать что-либо.
— Тебе нужно обязательно посмотреть его коллекцию.
Один из древних обычаев банар — собирать на протяжении всего лунного года черепа
Но, увы, мне не повезло. Я увидел лишь «экспонаты» последних трех месяцев. Про себя я прикинул, сколько мяса потребила семья из семи человек за это время. Оказалось, не так уж мало: 7 замбаров, 8 кабанов, 15 мунтжаков, 3 дикобраза, десяток виверр, 18 белок и несколько обезьян.
Выпросить хороший череп взрослого замбара или крупного кабана оказалось невозможно.
— Удача в охоте уйдет,— объяснил мне Тяюн после долгого и стеснительного молчания.
Видя мое разочарование, хозяин решил показать свое боевое оружие. Это были арбалеты самых различных размеров и назначения: от маленьких — с размахом лука 60— 70 сантиметров для птиц и мелких зверей, до огромных полутораметровых, из которых можно свалить быка. Плоский, утончающийся к концам лук изготавливается из красного дерева и крепится поперек приклада и направляющего стрелу цевья, тетива — из бамбуковой ленты. Своеобразное спусковое устройство сделано в виде пряжки из косточки какого-то зверя. Стрелы, оперенные пластинками бамбука, имеют наконечники разной формы, в зависимости от предназначения. Пучок стрел укладывают в колчан из толстого бамбукового коленца и носят подвешенным на тонкой прочной лиане. В отдельный колчан, наполненный ядом, укладывают несколько стрел для крупного зверя и затыкают растительной ватой. Тяюн пояснил, что яд действует практически мгновенно. Потом, при варке мяса, он разлагается.
Незаметно мы перешли к главной теме нашего разговора, так сказать, к инструктажу по технике безопасности. Оказалось, что, помимо арбалетов, банар широко используют для охоты различные самострелы и самоловы.
— Если увидите в лесу расчищенный визир,— переводил Сон Кан,— лучше не ходите. Это — охотничий путь. Пользуйтесь проторенными тропами. Уж если очень надо, внимательно присмотритесь к такому визиру. По нему на входах и на поворотах устанавливаются особые говорящие знаки.
— Ищите палочки,— продолжал Тяюн,— воткнутые рукой человека. Они приблизительно метровой высоты. Кончик зачищен и расщеплен. Если в расщеп поперек вставлена маленькая палочка, идти ни в коем случае нельзя! Там стоят настороженные самострелы. Если поперечинок нет — самострелы должны быть спущены. Можно попробовать осторожно двигаться по такой тропке. Концы стрел смазаны тем самым ядом. Самострелы хорошо замаскированы.
Я уже сам понял, что ходить в джунглях напрямую практически невозможно — мешают лианы и колючки. Многие колючки не просто острые, а еще и крючковатые и держат за одежду очень цепко. Оставались только тропы. А теперь, оказывается, и по тропам ходить крайне опасно! Я сильно расстроился.
— Но в районе вашей работы,— объявил торжественно Тяюн,— банар спустили или убрали на всякий случай все самострелы.
К вечеру хлынул ливень. Пережидая его, я не переставал удивляться прочности «скворечника». Он практически не пропускал воду. Тяюн, которому, как выяснилось, восемьдесят семь лет, рассказывал, как в прошлом году пережил внезапное нападение слона. Он проверял на реке рыболовные сетки. Неожиданно на отмель выскочил из леса слон. Деваться было некуда. Да и произошло все, как он сказал, совершенно бесшумно. Слон подлетел, схватил хоботом старика за плечо и швырнул далеко в сторону. Повезло, что не было ни камней, ни деревьев. Тяюн грохнулся о землю и потерял сознание. Подошел слон. Обнюхал. И, видимо, решив, что человек мертв, ушел в лес.