Журнал «Вокруг Света» №06 за 2006 год
Шрифт:
Пособников в разделе России среди вождей Белого движения не нашлось. И потому в польской главной квартире было решено: «так как официальное строительство Украины выявило бы наше враждебное отношение к Деникину, что для нас невыгодно», то эти планы надлежало скрывать и от Деникина, и от Антанты, и к выполнению их «можно приступить только после падения Деникина». Так гласила инструкция, данная Пилсудским генералу Листовскому, командовавшему Волынским фронтом.
Никогда, конечно никогда никакая Россия — реакционная или демократическая, республиканская или авторитарная — не допустит отторжения Украины. Нелепый, безосновательный и обостряемый извне спор между Русью Московской и Русью Киевской — есть наш внутренний спор, никого более не касающийся, который будет разрешен нами самими. «Отторжение» в 1920 году оказалось совершенно непосильным для польской армии, даже перед лицом пораженческой советской власти и разбитой красной армии Тухачевского. Поэтому так легко, вслед за сим, по Рижскому договору, и Петлюра, и Украина были брошены поляками на произвол судьбы.
Просто и ясно.
Но вот ген.
«Если бы не польско-украинская кровь, пролитая во имя этого дела, если бы не политическая программа 1920 года, быть может, не существовала бы сегодня Украина, как самостоятельная республика»…
С чувством удивления и... стыда за автора читаешь эти строки. Во-первых, как известно, первоначальная инициатива признания Украины исходила от немцев, а во-вторых... не дай Бог, генерал Кутшеба, чтобы ваша родина стала когда-нибудь такой «самостоятельной республикой», как советская Украина...
Таким образом, в свете исторической правды «борьба против российской реакции», «высокая историческая задача освобождения украинского народа», «непризнание Деникиным государственной самостоятельности Польши» и проч., и проч. — все это оказывается лишь неудачным камуфляжем безграничного национального эгоизма. Вопрос в те роковые дни сводился исключительно к разрешению страшной по своей простоте и обнаженности дилеммы:
— Содействовать ли национальному возрождению России или, по крайней мере, не препятствовать ему? Или же способствовать коммунистическому порабощению России и ее разделу?
Большевизм победил.
Каковы результаты этой победы не только для России, но и для всего мира — об этом говорить теперь нет надобности. Но было бы непростительным заблуждением считать, что приведенная здесь история закончена. Она продолжается. Мир вновь стоит перед событиями грозными и кровавыми. Большевицкая пропаганда и большевицкое золото разлагают жизнь народов, в том числе и Польши. Русско-польская рана кровоточит по-прежнему. По-прежнему ненависть заглушает голос крови и рассудка. Те планы, которыми задавался в 1919—1920 годах маршал Пилсудский, и тот метод, который он применил тогда не только в отношении Вооруженных сил Юга России, но и в отношении союзных Франции и Англии — как видно из появившихся официозных «воспоминаний» — находят оправдание и одобрение в польских правящих кругах и сегодня. По крайней мере, осуждения им не слышно. Мало того, недавно, по случаю пребывания в Варшаве румынского короля Кароля, официоз министра иностр. дел Бека «Польское политическое агентство» привел слова, обращенные в 1922 г. маршалом Пилсудским к румынскому королю Фердинанду: «От моря Балтийского до моря Черного живет одна и та же нация, хотя и носит различные национальные цвета...»
И многозначительно добавил: «Польша и Румыния решили строить свои судьбы, согласно их собственной воле и своими собственными силами»...
Если «программа» и «методы» маршала Пилсудского не подвергаются осуждению и пересмотру, то это обстоятельство, с одной стороны, ставит под большое сомнение ценность современных международных обязательств Польши, и с другой — вызывает призрак новой братоубийственной войны, исключая возможность действительного замирения Востока.
Предостережения истории, как видно, не идут впрок... Те круги, которые питают надежду на сотрудничество Германии в «восточных планах», могут жестоко обмануться. Данцигский коридор, Поморье, Верхняя Силезия, быть может, часть Познани, это — реальность. Украина же — иллюзия, обманывавшая не раз жестоко и шведов, и поляков, и немцев. Не исключена ведь и такая возможность, что «стратагема маршала Пилсудского» обернется другим концом, что Гитлер в решительный момент использует ее в отношении Польши так, как Пилсудский применял ее некогда в отношении России...
Итак, «дилемма» поставлена перед Польшей вторично и ждет спешного и теперь уже окончательного решения. Ибо сроки близятся: на востоке происходят знаменательные процессы самопожирания большевизма и пробуждения Национальной России. Никто и ничто не в силах остановить эти процессы.
В необыкновенно сложной и тревожной конъюнктуре своего внутреннего и международного положения Польша, волею судеб и следствием своей политики, поставлена между молотом и наковальней. И не раз еще, быть может, неповинному польскому народу придется горько пожалеть о том, что в 1919 году вожди его предали Россию.
Черная тень на душе
Каждый человек не единожды в жизни испытывал это тяжелое чувство. Те, кто уверяет, что им неведом страх, обманывают либо окружающих, либо себя, потому что человеку свойственно бояться. Страх — одна из древнейших эмоций в истории земной жизни. Он зародился в примитивной психике обитателей первичного океана сотни миллионов лет назад и по наследству достался человеку. В минуты реальной или мнимой опасности страх черной тенью накрывает сознание человека, делая его беспомощным или агрессивным, заставляя сомневаться в своих возможностях и отметая разумное объяснение происходящего.
В условиях дикой природы страх играл роль «палочки-выручалочки» в той эволюционной программе выживания, которую американский физиолог Уолтер Бредфорд Кеннон исчерпывающе описал в своей работе «Борьба или Бегство». Именно от чувства, в критических ситуациях мобилизующего силы живого существа, во многом зависело его спасение, поскольку активность организма повышается за счет выброса в кровь адреналина, который, в свою
Однако не будем преувеличивать. Несмотря на все приведенные в пользу страха свидетельства, для современного человека он, скорее, обременителен. На фоне постоянного напряжения пышным цветом расцветает неуверенность в себе, причем в отдельных случаях она буквально парализует способность логически мыслить и анализировать происходящее. А отсюда уже — хроническая тревога и разнообразные психосоматические болезни. Кардиофобия, то есть навязчивая боязнь сердечных болезней, которая иногда усугубляется еще и боязнью умереть, может послужить здесь характерным примером. И знает человек, что по объективным медицинским показателям у него нет серьезных поводов для беспокойства, а все же прислушивается мнительно к своим ощущениям, фиксирует малейший дискомфорт в левой части груди, а воображение усиливает этот дискомфорт до такой степени, что действительно появляются фантомные признаки ишемической болезни. Отличить психогенные боли от тех, что связаны с истинным недугом, позволяют специальные тесты. При классической стенокардии состояние больного ухудшается в результате физической нагрузки, а улучшение наступает через дветри минуты после приема нитроглицерина. А в случае невроза умеренная физическая активность не провоцирует приступ, реакция же на нитроглицерин или явно замедлена, или, наоборот, наступает мгновенно…
Парад фобий
Социальным фобиям современные психиатры уделяют особое внимание. В последней международной классификации болезней их даже выделили в отдельную группу. Причем наибольшую «популярность» среди них завоевали два вида страха: ответственности и экзаменов. Первый опасен своим продолжительным действием. Принимая некое важное решение, совершая нелегкий выбор, человек естественным образом готовится иметь дело с последствиями. Часто это приводит не только к возникновению тревожных мыслей вроде «Справлюсь ли я?», «Правильно ли я действую?», но и к дисбалансу физиологических функций. Человек либо становится вдруг беспокойным и суетливым, либо наоборот — заторможенным и вялым. Из-за боязни ответственности многие отказываются от заманчивых предложений, на полпути сходят с карьерной дистанции, в общем, калечат свои жизни. Кратковременный же страх экзаменов, хоть и является сугубо частным, чреват скверными эффектами из-за значительной силы. Кроме того, охватывает он в основном молодых людей, чей организм еще не сталкивался с психосоматическими болезнями и не приноровился к ним. Отмахиваться от такого страха ни в коем случае не следует — дело может кончиться серьезными нарушениями нервной и сердечно-сосудистой систем. Впрочем, избавиться от него довольно просто. Нужно сделать несколько глубоких размеренных дыхательных движений, стараясь максимально удлинить выдох, затем «заставить» мышцы расслабиться при помощи специальных формул самовнушения и, наконец, несколько раз максимально подробно «нарисовать» в воображении желательную картину неминуемого события. Ну, попался вам легкий билет или вы вдруг вспомнили весь материал. Или просто преподавателю понравились. Главное — поверить в это… А бывают и более причудливые и менее объяснимые страхи, например перед предстоящей свадьбой, причем подвержены ему в основном мужчины. Классический случай имел место с Оноре де Бальзаком. Многие годы он переписывался с замужней графиней Эвелиной Ганской из Польши, мечтая соединить ее судьбу со своей. Но когда она овдовела и моральная преграда рухнула, писатель почувствовал, что смертельно боится столь желанной женитьбы. По мере ее приближения он чувствовал себя все хуже и хуже. На польской границе у него начались приступы астмы, носившие явный психосоматический характер. Бальзак ослабел и, когда явился в дом Ганской, не мог уже самостоятельно и шагу ступить — слугам пришлось поддерживать его под руки. Невесте он заметил: «Дорогая моя, я, кажется, умру, прежде чем дам вам свое имя», — но, к чести своей, от обещания своего не отказался. Последние дни перед венчанием автор «Человеческой комедии» пролежал почти парализованным. Его внесли в церковь в кресле. Вскоре он умер — пятидесяти лет от роду. «Странными» фобиями страдали и многие другие знаменитости. Николай Васильевич Гоголь боялся быть похороненным заживо, а Михаил Александрович Врубель испытывал панический страх перед любой понравившейся ему женщиной. Великие мыслители Артур Шопенгауэр и Фридрих Ницше страдали мизофобией (страхом перед грязью и инфекциями). Первый из них по этой причине опасался получать письма и пить из чужого стакана, а второй, здороваясь, не снимал перчаток. Кстати, не так давно на экраны вышел фильм «Авиатор» Мартина Скорсезе, где достаточно точно показана клиническая картина подобного синдрома. Главный герой — Говард Хьюз, человек отважный до безрассудства, не расстается с мылом и пытается оградить себя от мифической угрозы при помощи «магических ритуалов».